Бесконечный сад любви - страница 2

– Кстати, об утопленницах, – вмешалась Адела, пытаясь разрядить обстановку. – Помните Париж?

Все рассмеялись, даже Ника. Тот злополучный семинар пять лет назад, где она изучала французские методы реставрации, а в итоге свалилась в Сену во время речной прогулки. Венгерский виолончелист бросился её спасать – три недели бурного романа, пока они не поняли, что их связывает только страсть и общее приключение.

– Хоть в Египте держись подальше от воды, – пошутила Люция. – Только песок, солнце и древние гробницы. Очень романтично.

– Не смейся над мёртвыми, – с деланной серьёзностью сказала Мария. – Ника всегда была немного влюблена в призраков. Помните её одержимость той средневековой рукописью в университете?

Конечно, помнили. Ника месяцами изучала манускрипт о сознании и связи с божественным, уверенная, что монахи вложили настоящую мудрость в золотые буквы. Профессора хвалили её усердие, мягко намекая при этом, что стоит отделять науку от личной веры.

– Мне пора, – сказала Ника, когда бар начал наполняться поздней публикой. – Завтра рано вставать.

– Обещай, что будешь осторожна, – Тереза крепко её обняла. – Что бы ты ни искала в Египте, обещай, что не потеряешь себя.

– Обещаю, – солгала Ника. Возможно, потерять себя – это именно то, что нужно.

Она шла домой по мощёным улочкам. Прага в вечерних огнях была прекрасна, как всегда. Уличные музыканты играли на привычных местах – для её обострённого восприятия их мелодии струились серебряными и золотыми лентами. Влюблённые обнимались в подворотнях, их соединённые энергии создавали сияние, похожее на северное. Влтава пела свою древнюю песню, и Ника почти понимала слова.

Её квартира в доме эпохи модерна была убежищем уже восемь лет. Высокие потолки, огромные окна во двор, стены, увешанные её картинами тех времён, когда она ещё верила в своё призвание художницы. Комнаты хранили воспоминания слоями, как краска – ужины до рассвета, одинокие воскресные утра с кофе и мечтами, ночь, когда Павел сделал предложение, а она отказала, потому что видела трещины в его ауре.

Она бродила по знакомым комнатам, касаясь вещей, хранящих свои истории. Керамическая чаша из Марокко, где она впервые почувствовала, как говорят предметы. Старинное зеркало, в котором иногда мелькали люди, которых здесь не было – или ещё не было. Кровать, где она лежала без сна столько ночей, чувствуя, как сознание расширяется за пределы тела, пока она не становилась комнатой, домом, городом, вращающейся планетой.

На мольберте стоял последний автопортрет – слишком правдивый. Лицо на нём было прозрачным, открывая слои света и тени, прошлого и будущего, человеческого и чего-то большего. Она написала его на прошлой неделе в странном трансе, очнувшись на рассвете без памяти о работе. Глядя на картину сейчас, она дрожала от узнавания того, чему ещё не готова была дать имя.

Телефон пискнул – сообщение от мамы: «Позвони перед отъездом. Мне снился сон – ты и вода. Береги себя, золотце моё».

Елена Петрова так и жила в родной болгарской деревне, в доме, где умерла бабушка Ники. Они созванивались каждую неделю – осторожные разговоры, танцующие вокруг правды. Мама всё детство Ники старательно гасила любые проявления семейного дара, и Ника научилась скрывать свои переживания, чтобы уберечь их обеих от тяжести наследства.

Но в последнее время что-то изменилось. Мама задавала странные вопросы, рассказывала о снах, упоминала деревенских старух, которые «помнят». Словно Елена в свои пятьдесят восемь наконец начала приоткрывать двери, которые всю жизнь держала на замке.