Бесконечный сад любви - страница 4

Джонни медленно открыл глаза, остро ощущая странное беспокойство последних недель – словно зуд под кожей, который ничем не унять. Он лежал в постели чуть дольше обычного, глядя на идеальный потолок с безупречными углами и белоснежной краской. Гладкая поверхность – зеркало его существования. Обычно предсказуемость успокаивала, защищала от хаоса мира. Но сегодня она душила, стены словно сжимались с каждым вдохом.

Экран телефона засветился расписанием – встречи подряд, конференция с Сингапуром, обед с клиентом, который весь час будет рассказывать про поступление сына в университет, пока Джонни будет улыбаться и кивать, чувствуя, как пустота внутри растёт. Тридцать пять лет, региональный директор по закупкам в компании из Fortune 500, владелец квартиры дороже, чем мечты большинства людей, и такое глубокое одиночество, что порой он забывал звук собственного голоса вне работы.

Ирония не ускользала. Он управлял цепочками поставок между континентами, координировал ресурсы через часовые пояса, строил сети с точностью часового механизма. Но не мог наладить связь с другим человеком глубже деловой вежливости. Его последние отношения – если три месяца ужинов по расписанию и механического секса можно так назвать – закончились два года назад. Сабрина сказала, собирая вещи: «Тебе не нужна девушка, Джонни. Тебе нужен надёжный поставщик близости с гарантией качества».

Она была права.

Он встал, движения привычные, но с непривычной тяжестью. Ноги нашли мягкие тапочки точно там, где он их оставил. В зеркале ванной – лицо знакомое, но чужое. Чёткая линия челюсти, глаза цвета зимнего неба, светлые волосы лежат как надо. «Красивый», – говорили коллеги. «Представительный», – соглашались клиенты. «Пустой», – шептало отражение.

«Когда ты стал призраком?» Мысль пришла незваная, острая как осколок. Он коснулся зеркала, почти ожидая, что рука пройдёт насквозь. Где-то между уходом отца и смертью матери пять лет назад, между карьерой и дистанцией от всех, он перестал быть настоящим.

На тумбочке стояла фотография, повёрнутая к стене – единственный признак беспорядка в безупречном пространстве. На снимке молодой Джонни рядом с мужчиной с такими же голубыми глазами и сдержанной улыбкой. Его отец Эрик, запечатлённый в редкий момент счастья. До того, как Каир забрал его. До того, как пустыня поглотила мечты, уведшие его от швейцарской стабильности в неизвестность. Джонни отвернул фото три года назад, в годовщину известия о смерти, но убрать совсем рука не поднималась. Некоторым призракам нужно место в доме, даже если смотреть на них больно.

Утро началось как обычно – каждое движение отточено годами повторений до автоматизма. Кофе – ровно две ложки эфиопской арабики, вода нагрета до 93 градусов. Душ – восемь минут, ни больше, ни меньше. Завтрак – мюсли с йогуртом, половина яблока, порезанного на идеальные дольки, тост с тонким слоем масла. Швейцарская точность, которой коллеги то восхищались, то посмеивались, стала и бронёй, и тюрьмой.

Душ лился ровно при 38 градусах – оптимальная температура для бодрости без дискомфорта, вычисленная годами назад. Под струями воды он закрыл глаза и попытался представить что-то другое. Пляж с водой, которую не измерить и не контролировать. Место, где солнце встаёт не по расписанию, где жизнь не размечена квартальными отчётами. Где кто-то может коснуться тебя не для рукопожатия при сделке.