Бесконечный сад любви - страница 8

– Джонни, – представился он, протягивая руку.

– Мириам, – ответила она, беря его ладонь. Кожа прохладная, несмотря на тепло кафе, прикосновение послало дрожь по телу. – Хотя имена – тоже клетки, не так ли? Ярлыки для невыразимого.

– Довольно философский взгляд на знакомство.

– Я довольно философский человек. – Она поднесла чашку к губам. Пальцы длинные, изящные, как у пианистки. – Расскажите, Джонни-мечтающий-о-побеге, куда хочет бежать ваше сердце?

– Египет. – Слово далось легче с каждым разом. – Красное море. Собираюсь… исследовать. – Он чуть не сказал «искать ответы», но сдержался. Незачем незнакомке, пусть и загадочной, знать об отце, кризисе, отчаянной потребности понять.

В её глазах мелькнуло что-то – узнавание? воспоминание?

– Ах, Египет. Где древнее встречается с вечным. Где пустыня учит тишине, а море – глубине. – Она поставила чашку с намеренной осторожностью. – Я была там. Это меня изменило.

– Как изменило?

– Показало, что истории о том, кто мы и что возможно – просто истории. А истории можно переписать. – Она откинулась, изучая его зелёными глазами. – У вас вид человека, чья история стала тесной.

– Правда? – Джонни искренне заинтересовался. – И что бы вы прописали?

– Именно то, что делаете. Путешествие. Неизвестность. Открытость опыту, который не влезает в таблицы и отчёты. – При его удивлении она улыбнулась. – Чернильные пятна на манжете от подписания документов. И вы проверяете телефон каждые несколько минут, хотя пытаетесь не делать этого. Бизнес? Финансы? Консалтинг?

– Закупки. Управление поставками. – Прозвучало ещё скучнее вслух.

– Ах, тот, кто создаёт связи между вещами. Следит, чтобы всё прибывало куда нужно и когда нужно. – Она наклонила голову. – Возможно, поэтому Египет зовёт. Он полон связей, которые не нанести на карту, только пережить.

Они говорили, словно знали друг друга годами. Слова текли как река за окном. Она рассказала о дайвинге в мексиканских сенотах, где подземные реки хранят тайны майя. Он поделился любовью отца к живописи – страстью, которую сам не унаследовал, но восхищался издалека. Она говорила об искусстве как о живом существе, описывая цвета и текстуры с благоговением жрицы.

– Большинство людей спят наяву, – сказала она, зелёные глаза держали его с силой, от которой перехватывало дыхание. – Идут проторенными путями, не спрашивая, ведут ли те куда-то стоящее. Но иногда… – пауза, подбирая слова, – иногда вселенная посылает сигнал к пробуждению. Человека, место, момент, который вытряхивает из сна в нечто более реальное, чем реальность.

– Это вы? – спросил Джонни прежде, чем успел остановиться. – Сигнал к пробуждению?

Она улыбнулась грустно и понимающе.

– Возможно. Или просто попутчица, узнающая родственную душу, готовую сойти с проторенной дороги.

Каждое слово казалось значимым, строя хрупкую близость, которой никто не ожидал. Под мягким светом мир сузился до них двоих. Другие посетители расплылись в импрессионистское марево. Река могла потечь вспять – они бы не заметили.

– Вы что-то ищете, – сказала она после паузы, изучая его с силой, которая должна была смущать, но не смущала. – Не просто приключение. Что-то глубже.

Джонни подумал отрицать, включить защиту. Вместо этого кивнул.

– Чувствую, будто сплю наяву в собственной жизни. Всё идеально на бумаге, ничего настоящего внутри.

– Самые опасные тюрьмы – те, что мы строим сами. Те, что снаружи выглядят успехом.