– Ты ведь не сделаешь глупость, Ника? – он смотрит мне в глаза, словно читает мысли, Алекс намекает, что я могу воспользоваться оружием против него. – Я могу спать спокойно?
– Я ничего не сделаю…
– Давай проверим, – Беспредельщик вкладывает пистолет мне в руку.
Я мычу и сопротивляюсь, когда понимаю план. Владея моей рукой, как своей, он приставляет ствол себе к нижней челюсти и вдавливает до упора, а второй за затылок притягивает меня к себе. Падает на спину, увлекая меня за собой, и я неожиданно оказываюсь сверху.
Он целует меня с закрытыми глазами, захлебываясь от наслаждения. Самозабвенно, словно не знает, выстрелю или нет… Палец лежит поверх моего на спусковом крючке, и даже слегка притапливает, словно ему нравится ходить по краю. Возбуждается с одного поцелуя. Через несколько секунд пальцы на затылке слабеют, и Алекс позволяет мне привстать. Я лежу на нем, чувствуя, как расслабилось массивное тело. С нескольких сантиметров ошеломленно смотрю в голубые глаза, подернутые сладостной поволокой.
Алекс пусто смотрит на меня, и, наконец, отпускает руку.
– Знаешь, как приятно… – нежно шепчет он.
Это что было?
– Ты адреналиновый наркоман, – догадываюсь я.
Он устало улыбается в ответ.
– Теперь верю, что не выстрелишь, – и возвращает пушку на место. – Давай спать… Через пару часов ехать.
Он гладит по шее, по копне влажных волос, силой заставляет лечь на грудь. Алекс засыпает мгновенно, а я долго смотрю на вороненый ствол. Сердце часто-часто бьется, я с ужасом вспоминаю ощущения во время поцелуя Беспредельщика: дрожь в пальце, ощущение гладкого металла под подушечкой... Я была готова орать ему в рот, чтобы он прекратил. Может быть, этого он и ждал.
Любит дразнить смерть.
Сумасшедший.
Но, может быть, поэтому он не винит меня в том, что горел заживо. Это объясняет страсть к скорости, как неуемно и дерзко он злил Толю, даже то, почему приехал к месту расправы один. Я закрываю глаза и думаю о Полинке. Моя девочка, наверное, плачет без меня, не понимая, что происходит, когда я думаю об этом, это разрывает мне сердце.… Мысли путаются. Я засыпаю со слезами на глазах.
Через несколько часов меня будит Алекс.
– Ника?
Я сажусь, озираясь: Алекс склоняется надо мной, поверх белой футболки, в которой он спал, надет пиджак, пистолета нет. Он уже привел себя в порядок и вернулся с кофе. Я торопливо вскакиваю с кровати, умываюсь в ванной и чищу зубы. Затем с сомнениями надеваю вчерашнее платье – больше нечего, торопливо затягиваю шнуровку босоножек и выхожу, перекинув его рубашку через руку.
Неловко беру стакан, ждущий на тумбе, и сажусь на неприбранную постель. Чувствую на себе взгляд – Алекс стоит у окна позади меня, и рефлекторно пригибаю голову. Сегодня мне уже не так паршиво, как вчера в гараже… Я почти не спала, но мне не хочется от стресса. Сегодня вечером мы будем в Москве. Он везет меня в паучье логово, и я больше думаю не о том, что случилось между нами в гараже, а о том, чтобы Алекс сдержал слово и защитил нас.
Сердце болит, не за себя – за дочь.
Я собираю его вещи, и мы идем в машину. Больше наручники он не надевает, убедившись, что я не убегу и не причиню ему вреда. При воспоминании о больном поцелуе Беспредельщика по спине бегут мурашки.
Мы почти не говорим в дороге.
Делать нечего и я смотрю на него. Хочется спросить про браслет, но Алекс выглядит отрешенным. Он почти не двигается, смотрит на дорогу и монотонно жмет газ. Я от дороги устала, а ему нравится… Легкая улыбка появляется на лице, когда скорость переваливает за сто пятьдесят.
