Бессильно зло, мы вечны, с нами Бог. Жизнь и подвиг православных христиан. Россия. XX век - страница 42

К ней на Ордынку свозили из московских больниц тех пострадавших от несчастных случаев, чье исцеление казалось делом совершенно безнадежным. Когда таких больных удавалось поставить на ноги, врачи только разводили руками. Случалось так, что родственники пациентов лишь по прошествии времени узнавали, что сестра, положившая столько труда и терпения для облегчения участи их близких, и есть та самая «гордая» и «надменная» Великая княгиня, против которой была направлена как либеральная пресса, так и большевистская пропаганда.

Марфо-Мариинская обитель. Начало ХХ в.

Особым подвигом «великой матушки», как звали Елизавету Федоровну в Москве, стало посещение Хитрова рынка, места, где скрывались закоренелые преступники и куда даже днем опасалась заходить полиция. Великая княгиня Елизавета Федоровна отыскивала там беспризорных детей и устраивала их в своем приюте. Всех их надо было вымыть, накормить, обогреть, утешить. Многие малыши нуждались в основательном лечении, и отношение к этим хлопотам у сестер обители было отнюдь не поверхностным. Детей именно растили и обучали так, чтобы все они могли со временем стать достойными гражданами своей страны. Чистота, теплые постели, свежее молоко, цветы, садовые и комнатные, были лишь внешней стороной жизни детского приюта. Непоказательная любовь была во всем.

В обитель к матушке приезжали люди из разных уголков России. Игумения Руфина (Кокорева), игумения Ювеналия (Марджанова), да скольких еще воодушевила Елизавета Федоровна примером живой и действенной веры… Обитель посещал и Государь. Выросшие воспитанницы княгини Елизаветы Федоровны на всю жизнь запомнили, как «не похож был на Царя» приезжавший в Сочельник под Рождество человек с окладистой бородой и глазами, в которых играла невыразимо грустная, усталая улыбка.

Затем наступил 1917 год, монархия была сверг нута. Николай Александрович перестал быть Царем, Церковь лишилась своего политического покровителя. Марфо-Мариинская обитель держалась из последних сил, несмотря на беспорядки и голод в столице.

Однажды, когда в больницу ворвались революционные матросы, Елизавете Федоровне пришлось проявить немалую выдержку и сделать одному из них сложную перевязку, делом исполнив заповедь: любите врагов ваших. Выкрикивавшим в ее адрес оскорбления революционерам ввиду отсутствия повода к продолжению ничего не оставалось, как удалиться.

Но скоро представители новой власти пожаловали опять, не дав настоятельнице обители даже сделать последние распоряжения. Она лишь успела попрощаться со своими сестрами, каждую из которых помнила по имени, и вверить заботу о них духовнику обители – отцу Сергию Сребрянскому. И долго еще они вспоминали тот далекий, радостный для всех день открытия обители, когда их матушка сказала замечательные слова: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе с вами я вхожу в более великий мир – в мир бедных и страдающих».[67] Христианское служение завершилось мученической смертью, Голгофой.

В далеком Алапаевске, что под Екатеринбургом, вместе с другими родственниками Государя Елизавету Федоровну, которая никогда не помышляла о возвращении в мир, члены местного «совдепа» по тайному предписанию большевистского центра сбросили в старую заброшенную шахту, не слишком умело инсценировав похищение заключенных «агентами мировой контрреволюции».