Жена очень поправилась после родов, потом эта полнота перешла в какую-то болезнь или, наоборот, явилась следствием какого-то хронического заболевания. Факт тот, что из-за ее веса и объема мы рано стали спать в отдельных кроватях, и ни о какой близости не было и речи, а уж тем более о тех самых пресловутых любовных играх.
Кстати, по поводу перевода. Однажды скалькированное американское выражение «заняться любовью», перешло к нам в разговорный лексикон, в кино, телевидение, часто встречается в современных романах без всякой иронии. А у меня это выражение всегда вызывало недоумение и усмешку: я просто не представлял себе, что это значит. Я знал, что можно заняться новыми расчетами, заняться ремонтом, строительством, спортом, наконец. Но заниматься любовью? Нет, это выражение казалось мне столь же глупым, сколь и вульгарным.
Когда, уже после смерти жены, я как-то поехал в дом отдыха и, познакомившись с молодой женщиной, начал с ней жить, это тоже было совсем не похоже на любовные игры. И ей, и мне было скучно и неинтересно, и связь быстро оборвалась.
Так вот, о Ниночке. Еще до того, как наш брак распался и она ушла, произошел один случай, который Ниночке показался мистическим и произвел на нее большое впечатление. На свадьбу по ее просьбе я подарил ей не обручальное, а золотое колечко с сапфиром: она сама его и выбрала. И как-то ночью, после очередной бессильной попытки с моей стороны «заняться любовью», она в ярости выскочила на балкон, сорвала с пальца кольцо и швырнула его в снег – дело было зимой. Пришла весна, март. Он начался веселым солнечным. Я возвращался с работы раньше обычного и по привычке шел опустив голову: я редко смотрел на прохожих, множество лиц мешало мне сосредоточиться. И вдруг, ступив в лужу прямо перед самым нашим подъездом, я увидел колечко. Еще минута-вторая, и его бы унес ручей, довольно стремительно вытекающий из этой самой лужи. Давно меня ничто так не радовало, как эта находка. Но когда я показал его Ниночке, уверенный, что и она будет рада обретению своего кольца, она вдруг побледнела, опустилась на диван и прошептала: «Ну все, Удав, видно, мне от тебя и впрямь никуда не деться. Плохая примета. Закольцевал ты меня окончательно. Но я сделаю еще одну попытку».
Вскоре после этого случая она и собрала свои вещи, ушла, вернувшись в свою однокомнатную квартиру на окраине Москвы.
Прошло более двадцати пяти лет, когда я встретил ее в театре. Бывает же!
Надо сказать, что, когда мы расстались с Ниночкой, у меня появилась привычка (которой раньше вовсе не было, как я уже упоминал) смотреть на людей. Я стал пристально всматриваться в лица прохожих, походки, жесты, надеясь, что в этой бурлящей московской толпе вдруг промелькнет Ниночка. Я выходил из дома, шел по улицам и день за днем, год за годом надеялся, что встречу ее. Признаюсь, я даже несколько раз приезжал к знакомому дому, садился в тени разросшихся деревьев и снова ждал, как когда-то, что сейчас она пройдет.
И вот случилось. Я увидел ее в антракте, узнал ее сразу: все та же фигура подростка, все та же прическа – каре с челкой. Только теперь она красила волосы не в иссиня-черный, как прежде, а в светло рыжий цвет, почти свой, естественный. Даже зная точно ее год рождения, я дал бы ей лет тридцать пять, не больше – так хорошо она выглядела. Я тоже, как говорили друзья на моих юбилеях, держусь молодцом. Действительно, несмотря на голодное послевоенное детство, здоровье у меня было отменное, и я до сих пор не знаю названий даже самых популярных лекарств, и у меня нет так называемой домашней аптечки. По средам я хожу в арендованный нашей организацией зал, чтобы покидать мяч в корзину, а по воскресеньям в бассейн поплавать. Я вообще очень люблю жизнь, движение. Странно, что Ниночка этого так и не поняла. Для нее я так и остался скучнейшим типом, душным, от общения с которым у нее сводит зубы, по ее выражению.
