Дольше спать мне не пришлось. Моя соседка, молодая деваха лет двадцати, поставила чемодан, села на мою кровать, помолчала, протяжно и громко зевнула и вдруг сказала:
– Какая у вас скукота здесь.
Я несколько оторопела от такого неожиданного заключения о санаторской жизни после минутного пребывания, да еще ранним утром. Приподнявшись, я повернулась к ней и пошутила хриплым спросонья голосом:
– Подожди немного, сейчас танцы начнутся, викторины, серпантины, лотерея.
Я была уверена, что мой незатейливый юмор будет понят правильно. Но девушка оживилась, поерзала на моей кровати и деловито спросила:
– Переодеваться надо? У меня есть платье нарядное и еще кофта с блестками.
Я несколько растерялась, не знала, что ответить: ее мгновенная реакция била козырем по моей шутке. А девушка серьезно ждала ответа, и во взгляде не чувствовалось никакого подвоха. Я присмотрелась к ней внимательней. Не в меру полная, с большими пухлыми руками и маленькими ладонями, гладкое смуглое лицо, черноглазая, с длинными темными прямыми волосами, собранные «хвостом» на затылке. Она напряженно смотрела на меня неподвижным взглядом, не моргая и не «бегая» глазами по сторонам.
– Чего Вы молчите? Так будут сейчас танцы или как? Мне спать ведь совсем не хочется.
Последнюю фразу она проговорила с явной укоризной, как будто я не хотела ее брать с собой на веселое мероприятие или вообще пыталась скрыть что-то интересное.
– Тебя как зовут? – Значительная разница в возрасте позволяла мне перейти сразу на ты. – Меня Инна Николаевна.
– А-а, – протянула она. – Ну да, мы еще и не познакомилися… Я Камила.
– Красивое имя, – сказала я вполне искренне. Имя на самом деле было неординарное.
– А у меня сестер младших еще красивше зовут – Азиза и Шарона, – с гордостью сказала девушка и уселась поудобнее.
Камила была в спортивных брюках, явно давно не стиранных, и я непроизвольно выдернула свой пододеяльник из-под ее нехилого зада. У меня нарастало раздражение, не в последнюю очередь от неграмотной речи. Я поняла, что мне не заснуть, поднялась, надела халат, взяла сигареты и, перешагнув через ее ноги, пошла к балкону. За спиной я услышала:
– Вы курите?
– Бросаю, – неохотно ответила я, открывая балконную дверь. Я действительно в очередной раз обещала дочери и мужу бросить курить, для чего специально взяла на три недели лечения всего пять пачек, полагая, впрочем, что всегда можно пойти в сельпо и купить. Привычка вредная, воля слабая.
Камила вышла за мной на балкон, наклонилась, сплюнула вниз, а потом, придвинув вплотную свое лицо к моему, уставившись на меня своим неподвижным взглядом, как будто завораживая, спросила:
– А сигаретку мне не дадите?
Я тут же, суетливо, извиняясь почему-то, протянула ей пачку. Девушка вытащила одну, другую, потом, все так же глядя мне прямо в глаза, а не на мою протянутую руку, взяла третью.
– Так ты куришь, а свои забыла взять?
– Нет, не забыла, хотела, да мама не разрешила. Велела бросать.
– Ну, это, ведь знаешь, не так просто, – почти весело сказала я, отвернувшись от нее, радуясь, что внезапное наваждение прошло.
– Я знаю, – проговорила Камила, кашляя и выдыхая неумело сделанную затяжку. – Видите, почти разучилась, а раньше, до болезни, я почти две пачки в день выкуривала.
Я предпочла никак не комментировать признание. Я не любитель ни слушать, ни рассказывать о болезнях. В нашей компании дам второго зрелого возраста – миленькое определение западных социологов, мы по общему согласию не разрабатываем тему физиологических подробностей. Более того, если кому-то из нас нужно дать, например, короткую и емкую характеристику какой-нибудь женщины, достаточно сказать: «В общем, понимаете, она из тех, кто сразу после “здравствуй” поделится информацией о том, как сработал желудок или какого цвета была утренняя моча». И нам сразу понятно: не наш человек. Другое дело помочь найти хорошего диагноста, врача, устроить в больницу, навестить. Это самой собой, а вот ежедневно звонить и делиться уровнем давления, очередным «прострелом» в коленях или пояснице – нет, это у моих «девчонок» было не принято.
