Без двойников - страница 34



Рассчитан был – на столетие.

Богатырь прямо – подумаете вы.

Да, богатырь.

Ведический герой.

Подвижник и творец.

Прозорливец и духовидец.

Что и доказано – жизнью его и творчеством.


Помню множество наших с Ворошиловым встреч на московских просторах и разнообразные истории из шестидесятых, связанные с нашим дружеским и весьма бурным общением, подкреплённым, как правило, ещё и выпивкой – пивом ли, вином ли, – тем, что было в каждом конкретном случае нам доступно, из-за вечной нехватки средств.

В начале мая шестьдесят седьмого встретились мы всё в той же Марьиной Роще.

Там, неподалёку от церкви Нечаянная Радость, жил Виталий Пацюков. Его жена, Светлана, относилась к Ворошилову с явной симпатией. Сам Виталий – всё больше присматривался и осторожничал. Похоже, он Ворошилова недопонимал. Однако, по моей рекомендации, приобрёл он у Игоря замечательную темперу, называвшуюся "Вавилонская башня", – понятно, что незадорого. Были у него и другие ворошиловские работы.

Мы с Ворошиловым, вдвоём, заглянули в двенадцатиэтажную белую башню, не вавилонскую, а московскую, в которой находилась двухкомнатная квартира Пацюковых.

Но на улице было куда лучше, нежели в квартире.

Солнышко пригревало, воздух был тёплым, чирикали воробьи в садиках возле деревянных домов.

И в одном из проездов Марьиной Рощи обнаружили мы забегаловку, где торговали дешёвым разливным портвейном.

Понятно, что мы сразу же произвели разведку боем. То есть заглянули в тесное, пропахшее фруктово-спиртовым запахом, помещение забегаловки, обнаружили там изрядное скопление народа и решили для начала продегустировать вино.

Вскоре мы уже благополучно стояли за одним из столиков у окошка, и перед нами стояло несколько стаканов портвейна.

Мы, никуда не торопясь, прихлёбывали этот портвейн, белый, а не красный, что мы сразу же отметили, тем самым выделив его для себя из всех прочих. Закусывали мы скромными бутербродами, продававшимися здесь же.

Но главное было вовсе не в вине, а в очередной возможности побеседовать, с глазу на глаз, по душам. И мы говорили и говорили с Игорем, всё больше об искусстве, конечно.

Вскоре за нашим столиком пристроилась компания подвыпивших студентов. Они с явным интересом поглядывали на нас.

Оба мы с Игорем были в беретах. То есть вид у нас был, можно сказать, художнический. Оба в старых пальто, мы всё же, видимо, чем-то выделялись из шумной публики.

Один студент, показывая на Ворошилова, сказал своему приятелю:

– Смотри, какой мужик стоит, ну прямо с картины Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану"!

Я мгновенно откликнулся:

– А он и есть запорожец. Гоголь его фамилия. Он писателю, Николаю Васильевичу, родственником приходится.

– Ну да! – изумился подвыпивший студент, – ну, дела!

Ворошилов хмыкнул и поддакнул:

– Гоголь я, Гоголь, ребятки! Вот гляжу я на вас и думаю: эх, Русь, тройка-Русь, куда ты катишься?

– А вы кто? – спросили меня студенты.

– Писатель он! – пояснил Ворошилов.

– Ну да! – изумились студенты.

– И я из запорожцев, – сказал я, – и Гоголю тоже роднёй прихожусь. Яновский моя фамилия. Может, слыхали?

– Вроде, слышали что-то! – сказали студенты.

Я уже вошёл в роль. Повернулся так, чтобы стоять к студентам в профиль, надвинул берет на лоб. И спросил:

– Ну что, похож на Гоголя?

И вдруг почувствовал, что на какие-то мгновения, непонятно почему, стал я на него действительно похож.

Студенты даже отпрянули от столика, со стаканами портвейна в руках.