Отказал тогда Калевину Андрей. В резкой форме отказал, надеясь, что возврата к этому разговору больше никогда не будет. Но он ошибался…
Калевин оказывал давление через супругу Огородникова, чтобы та убедила мужа в правильности принятия решения, даже увеличивал сумму за их усадьбу. Раиса взволнованно передавала Андрею последние предложения бизнесмена и волнуясь ожидала от того положительной реакции. Она не признавалась мужу, что она с удовольствием бы убралась из этих неблагополучных ныне мест, но вида не подавая, всё заглядывала в его большие иссиня-зеленые глаза. Она ждала, что вот-вот и муж примет наконец-то верное решение и их жизнь хоть как-то окрасится другим уже радужным цветом. Но Андрей, поскрежетав зубами, молчал. Он молчал, когда Калевин приходил во второй и третий раз к нему, поэтому щекотливому делу. А молчание Огородникова уже расценивалось Калевиным, как признаком нерешительности и это подбадривало бизнесмена. Но упорству Огродникова можно было позавидовать; ему уже предлагалась такая сумма, на которую можно было не только купить дом в райцентре, но и хоть и подержанную, но машину иномарку.
Время тянулось. А Андрей всё не соглашался, а когда узнал, что Калевин строит развлекательный комплекс, то ему стало просто не по себе. Он не находил в себе места. Ему страшно было представить, что сад, который взрастил его дед, где работал его отец, да и сам Андрей, теперь будет местом развлечения. Там будут визжать пьяные проститутки и обжираться от японской и китайской кухни всевозможные проходимцы от бизнеса. Только от одной этой мысли можно было, не раздумывая бежать из этих мест, к которым он словно пуповиной был привязан с самого детства.
Огородников временами приходил в равновесие со своими чувствами и уже готов был уехать отсюда, но как только представлял себя вне этих родных мест, то ему становилось дурно.
Последний раз он был в гостях у самого Калевина. Андрей был настроен решительно – он уступит свою усадьбу. На территорию бывшего сада, теперь огороженного высокой промоградой, его сразу не пустили. Охранники из местных с удивлением разглядывали Огородникова, словно впервые его видели и пропустили лишь по звонку хозяина. Тяжело было ступать на некогда обихоженную землю бывшего сада. Теперь бетон и асфальт. Ничего не узнавалось, всё было другим. «Это ж какие деньжища вложены во всё это!?» – сокрушался он, разглядывая великолепие всевозможных построек с большими гаражами, бассейнами… Ничего не напоминало ему, что здесь когда-то был сад. Ему было больно, обидно…
У самого офиса хозяина он увидел свою любимую яблоню – лимоновку. Она была окольцована бетоном и также щедро, как и всегда, плодоносила. Её сочные желтые плоды заглядывали в темные окна офиса, словно пытаясь разглядеть, что же там творится и кто оставил её в таком одиночестве. У Андрея до боли сжалось сердце. Он вспомнил, что рядом с лимоновкой росла великолепная анисовка, а чуть далее – столовка, а вот здесь… Он пытался понять, почему этот залётный толстосум облюбовал и оставил для себя эту старую яблоню. Может и у него в детстве была любимая яблонька и именно – лимоновка?..
Андрей всё помнил до мелочей… И даже теперь когда он превратился в невидимое состояние, перед ним всё отчетливее и отчетливее проступало то, что явилось предтечей всего последующего неожиданного превращения.
Огородников застонал и, закрутившись невидимым мощным вихрем, взвился в утреннюю чистоту неба. Облетел свое село, впитывая родные красоты, чтобы сохранить навсегда в себе всё, что было дорого и свято. Он метался по небу, неистово пронизывая стрелой облака, опускаясь резко к земле и вновь взмывая кверху. Он не находил покоя.
