Без памяти от тебя. Скрип скрипки - страница 7

Я коснулась пальцем губ. Возможно, я уже целовалась. Но этого тоже не помню. Не буду скрывать, раньше я представляла, как буду встречаться с парнем. Мне было это не чуждо, как и другим менее разумным и менее дальновидным девушкам. Я видела этих красивых и популярных парней в школе и задавалась вопросом, какого это. Может быть, моя жизнь была бы более полной. Лукас Хэйл, кто бы мог подумать… Его я тоже помнила. Команда пловцов всегда привлекала много внимания в школе.

Теперь у меня есть парень, но я не чувствую, что моя жизнь стала более полной. Скорее чувствую себя еще более забытой. В больнице, когда, кроме родителей и врачей, ко мне никто не приходил, у меня не пропадало чувство, что это не я забыла, а меня.

Лукас Хэйл больше не приходил. Бекка не брала трубку. Я звонила нашему общему другу Тоби Лейтчу, но он не знал, где Бекка, а сам валялся с ангиной дома. В разговоре с ним чувствовалась неловкость, может, потому что пострадавшая сама звонила, а не ее навестили, как полагает хороший тон. А еще он постоянно спрашивал, помню ли я то или это. Даже тогда, когда уточнила, что из моей головы пропал только год, а его я прекрасно помню. Это утомляло.

— Шарлотта, чай готов! — донесся голос мамы с первого этажа.

Я представила, как мама стоит на освещенном пяточке холла, даже не доходя до первой ступеньки. Когда злилась, я могла долго не отвечать, выжидая, сделает ли мама шаг. Никогда не делала.

Я спустилась по лестнице, но застыла на предпоследней ступеньке, которую не захватывал свет первого этажа. Это ровная грань тени отрезала второй этаж дома. Помогала маме не думать о том, что находиться над ее головой.

Уже прошло два года, Дрю, как ты ушел. И за два года ничего в нашем доме не изменилось. В последний раз мама поднималась в твою комнату, когда выбирала тебе одежду для похорон. Вернувшись с них, она зашла в гостевую на первом этаже, закрыла дверь и не выходила два дня. На третий день она вышла, но больше не ступила на лестницу, ведущую на верхний этаж. Вскоре гостевая превратилась в родительскую спальню, и второй этаж совсем опустел. Там осталась только пустота… и я.

Мой отец умел решать проблемы, но не видел проблемы внутри дома. Он свято верил, что дом — наша крепость. Стоит оградиться дверью с замком от внешнего мира — и все хорошо. Но согласилась бы мама переехать, если бы он предложил? Все мы цепляемся за свою боль. Иногда это единственное, что у нас остается.

Пустота, боль и злость. Вот, что случилось, Дрю, когда ты слишком резко повернул руль. Я всегда говорила, что вожу лучше тебя. А ты смеялся и не разрешал мне сесть за руль.

Хлопнула дверь, раньше обычного вернулся отец. Должно быть, из-за меня. Он на ходу разговаривал по телефону и даже не взглянул на лестницу, где в тени укрылась я. Он тоже научился не замечать. Сначала мне казалось, что ему проще всех. Им двигала злость. Держало желание найти виновного. Его не устраивал ответ, что виноват его сын, который больше не может ответить за свои ошибки.

Тщательно проверили дорогу — все было сделано по нормам: ровная, со знаками и светоотражателями. Он отдал на анализ все, что осталось от машины после удара о дерево. В ней было бы все исправно, если бы она не была всмятку. Следствие установило, что, возможно, зверь выбежал на дорогу, а Эндрю слишком резко повернул.

Его держала злость, а потом вдоль дороги натянули колючую проволоку от животных и закрыли дело. И злость больше не находила выхода.