Жаль, не догадался кусочек карты скопировать и в Томске у Гинтара или Миши Карбышева оставить. В АГО еще много неизвестных для этого времени богатых на золото ручейков, и вырученные деньги как раз на финансирование дальнейших изысканий и можно было бы пустить. Как там оно с этими невнятными претензиями жандармов ко мне обернется – еще неизвестно, но лишний источник доходов точно не помешает.
Это только формально сотрудники Третьего отделения – неподкупны. С холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками, едрешкин корень. Только у большинства из жандармов в чинах ведь и семьи есть, и дети. А жалованье – совсем невелико. С другой стороны – по-настоящему богатого человека слишком уж и трогать не станут. Особенно если поделиться с кем-нибудь достаточно влиятельным.
А у меня и сейчас уже есть что этому пока мне неведомому спасителю предложить в виде благодарности. Тот серый булыжник, что мне Артемка с казачками приволок, оказался серебросвинцовой рудой! Причем содержание драгоценного металла было выше даже, чем в знаменитом Змеиногорском руднике АГО. И добывать это богатство, учитывая, что найден образец на берегу какого-то ручья, прямо на поверхности, должно быть гораздо проще…
После еды, хоть и простецкой, но обильной, несколько осоловел. Расслабился. Словно свалился вдруг с плеч груз забот и позабылся страх неожиданного ареста. Апанас убрал со стола, заменил свечу, разложил бумаги и приготовил перо, а я все сидел, пыхтел – не в состоянии собраться с силами и начать писать. Мысли даже проскакивали, что с нынешней скоростью почтового сообщения можно особенно и не торопиться. Все равно не то, что Интернет и электронные письма – телефон-то из области занимательных рассказов для юношества. Ну придут в столицу мои письма не спустя три недели, а через четыре?! Что изменится?
Такая то ли лень, то ли апатия навалились, что когда белорус сообщил дрожащим голосом, что, дескать, во двор станции с пару минут как чуть не целая сотня казаков въехала, я только и смог что тупо переспросить:
– Кто? Какие казаки?
– Да я это, ваше превосходительство, – опередив Апанаса, пробасил от двери Безсонов. – Осташка Безсонов!
– Да я уж вижу, – обрадовался я, разглядев медведеобразную тушу этого гиганта. – Какими судьбами, Астафий Степаныч?
– Так это, – удивился казачий сотник, – вас вот, Герман Густавович, хотел повидать…
– Вот как? – пришла моя очередь вскидывать брови.
– Ну да, – с детской непосредственностью тряхнул чубом здоровяк. – Мы тут от Викентия Станиславовича весточку из Омска получили, так Васька Буянов, старшина наш полковой, и грит…
– Ты, Степаныч, со старшиной своим погоди, – перебил я сотника. – Скажи лучше, нашел-то меня как?
– Так ить Мишаня Карбышев, сподручник вашенский, мне вроде племяша. С батей иво, Мишкой, мы и соседствуем, и дружбу ведем, – вытаращился Безсонов на меня. В его огромной голове, похоже, не укладывалось, что у друганова сына могли быть от него какие-то секреты. – Так я иво и спросил, а тот и ответил. Говорит, вы на заре еще в карету свою уселися да и к переправе двинули. Ну и вот…
– Что вот? – вновь не понял я.
– Дык ить тракт-то тут чуть не на сотню верст – прямой. Свернуть вам и некуда, по зиме-то. Вот я и рассудил, что и одвуконь на бауле тяжком вы, значится, далеко не убежите. Верхами – всяко догоним. А тут и антоновцы в караул ехать собирались. Как вас того…
