– Кто же знает? – сказала она, помедлила немного и добавила: – Папа никогда к нам не приезжал.
– Грустил после смерти вашей мамы?
– Наверняка.
Их тетя заболела, врачи оказались бессильны, и, когда она умерла, детей отправили к отцу в Кали. Он продал финку и открыл супермаркет.
Мои тетя с папой жили с дедушкой, пока не выросли. У дедушки началась эмфизема, потому что он курил две пачки в день, и он умер задолго до моего рождения. Папа с тетей унаследовали супермаркет.
Тетя Амелия следила за делами в супермаркете, но на работу туда не ходила. Она проводила дни у себя в квартире, в халате, много курила, а по вечерам пила вино. У нее были халаты всех мыслимых фасонов и расцветок. Мексиканские, гуахирские, индийские, в разводах, как у хиппи, и с картагской вышивкой.
На Рождество и на ее день рождения мама всегда жаловалась, что не знает, что подарить, и в конце концов покупала халат. Тетя принимала подарок с радостью, которая казалась искренней, уверяла, что такого у нее нет или что именно этого цвета в ее коллекции не хватает.
Мой папа управлял супермаркетом. Он никогда не брал отпуск, а отдыхал, когда супермаркет не работал, – по воскресеньям и по праздникам. Приходил с утра самым первым, по вечерам уходил последним, а иногда ему приходилось ехать туда среди ночи, принимать задержавшиеся поставки. По субботам, закрыв магазин, он ехал в больницу Сан-Хуан-де-Дьос, отвозил продуктовые пожертвования больным.
Когда приехал папа, мама расставляла продукты в кладовке, освобождая место для новых пожертвований. Она не обратила на него внимания, а вот он остался очень ею впечатлен – настолько, что спросил у дежурной монахини, кто это такая. Монахиня эта, рассказывала мама, была низенькая и плотная. Я воображала ее этаким пеньком в коричневом облачении, расширявшемся книзу.
– Новая волонтерка, – ответила она папе. – Ее зовут Клаудия.
Папа с монахиней посмотрели на мою маму.
– И она не замужем, – добавила монахиня.
Возможно, это придало ему храбрости. Папа дождался окончания маминой смены, подошел к ней, представился и предложил подвезти ее домой.
Девятнадцатилетняя мама посмотрела на него сверху вниз и увидела мужчину за сорок.
– Нет, спасибо, – ответила она.
Но папа не сдался. Он привозил ей в больницу шоколадные конфеты, фисташки и другие вкусности, купленные в «Ла-Кристалине» – там продавали импортные продукты. Мама отвергала его подношения.
– Хорхе, – сказала она ему как-то раз, – вы что же, никогда не угомонитесь?
– Нет.
Она рассмеялась.
– Я привез вам датское сливочное печенье.
Банка была огромная, и мама не устояла. Она взяла печенье.
– А сегодня вы позволите отвезти вас домой?
В тот раз она не смогла отказаться.
Моей бабушке очень понравился этот учтивый господин с приличным состоянием, который к тому же проявлял христианское милосердие, жертвуя продукты на благотворительность.
– Он же старик, – сказала моя мама.
– Тебе ведь нравятся мужчины постарше?
Это была правда. Моя мама не выносила своих ровесников, считала их дурачками, только и способными, что плескаться в клубном бассейне.
– Но не настолько же старше, – сказала мама.
Бабушка закатила глаза.
– Тебе не угодишь, Клаудия.
В понедельник, вернувшись из больницы, мама обнаружила в квартире дам, собравшихся поиграть в канасту. Окутанные клубами сигаретного дыма, они ели датское сливочное печенье. Четыре домохозяйки с пышными, как воздушные шары, прическами и длинными накрашенными ногтями, которыми они тасовали карты и двигали по столу.
