– Самый уродливый ребенок в больнице, – сказал папа.
Они с тетей Амелией тоже рассмеялись, показав язык, зубы и недожеванные остатки еды.
– А вот вторая девочка, которая родилась в тот день, была хорошенькая, – сказала тетя Амелия.
Последний снимок на стене кабинета был сделан в день моего рождения. Прямоугольник, такой же, как снимок маминых родителей, тоже черно-белый, в серебряной рамке.
Мама лежит на больничной постели и держит меня на руках, на лице у нее – ни капли страдания. Свежая прическа, глаза подведены, губы блестят. Мама улыбается. По сторонам от постели стоят тетя Амелия и папа и тоже улыбаются. На ней – платье с восточным узором и рукавами колокольчиком и пышная прическа, волосы загибаются на уровне подбородка. Он – с длинными бакенбардами, чуть менее лысый, чем я привыкла. Я – кулек, завернутый в одеяла. Крошечное существо с черными волосами и опухшими глазами.
– Я и сейчас уродливая?
Мы были в кабинете. Папа читал газету, сидя в откидном кресле, а мама подрезала бонсай, единственное растение на втором этаже.
– Ты о чем? – спросила она, будто не понимая.
– Вы сегодня смеялись надо мной, говорили, какая я была уродливая, когда родилась.
– Все новорожденные уродливые.
– А тетя сказала, что другая девочка была хорошенькая.
Папа расхохотался.
– Не смейся, – пискнула я, а потом спросила маму: – Я и сейчас уродливая?
Она отложила ножницы, подошла ко мне и присела, чтобы быть со мной на одном уровне:
– Ты красивая.
– Скажи мне правду.
– Клаудия, у некоторых женщин красота проявляется, когда они вырастают. В твоем возрасте я тоже была крошечная, тощая и темненькая. Ты же видела мои фотографии в альбомах?
Я их видела, но это не помогало: общего у нас с мамой было только имя. А все остальное я взяла от папы. Так говорили все: я была вылитый папа.
– Ты же знаешь историю про гадкого утенка? – спросила мама и сделала только хуже.
На папин день рождения десять дней спустя мы в последний раз собрались только вчетвером: тетя Амелия, мама с папой и я. Праздновали у нас дома. Джунгли были украшены серпантином, я нарисовала крупный плакат, а тетя приготовила апельсиновый торт. Мы с мамой подарили папе новый радиоприемник, чтобы слушать на работе, а тетя протянула ему сверток в упаковочной бумаге из магазина «Зас». Внутри оказалась светло-голубая рубашка из тонкой итальянской ткани.
Вскоре моя тетя отправилась в путешествие по Европе. Мы думали, она поехала с парой старых школьных подруг – она уже ездила с ними по Южной Америке и смотреть развалины майя. Маме показалось странным, что тетя не захотела, чтобы мы отвезли ее в аэропорт или встретили, но она и представить себе не могла истинной причины ее отказа.
Вернувшись из поездки, тетя позвонила и пригласила на обед – сказала, в любой ресторан, куда я захочу. Я выбрала «Дымный филин», потому что мне нравились пицца и столы с длинными скамейками, как в американском кино.
В ресторане было темно. В окна вплывали синие отсветы неоновой вывески. Тетя сидела в глубине зала, а рядом с ней – незнакомый мужчина. Завидев нас, они встали. Мужчина был молодой, атлетически сложенный, в облегающих брюках, с торсом тореро и с прической киноартиста.
– Познакомьтесь с Гонсало, моим мужем.
Мама с папой застыли, как будто им скомандовали: морская фигура, на месте замри! Я тоже разволновалась, но по другому поводу. За столом, будто настоящая девочка, сидела огромная кукла.
