Сергей подошел к камере, привычно потянулся к замку, чтобы выпустить заключенного. В ночные часы, когда проверка бдительного несения службы не грозит ближайшие минут сорок, можно позволить себе быть человеком. Находящиеся за решеткой бойцы – только на ближайшие сутки, заключенные. Уже послезавтра с утра Медведков и Науменко встанут на дежурство при боевых орудиях. Какой смысл держать их взаперти во время приема пищи?
– Надо бы руки перед едой помыть. – Медведков поддержал замысел Бойко, подходя навстречу к решетке.
Караульный машинально подергал навесной замок, вспоминая, как ключ с обеда находился у старшины. Весь день сегодня наперекосяк! Только прибыли с учебных стрельб, как началась суета: убытие в увольнение, прибытие новых команд. Разводящий не оставил ключ, но сделал все по уставу. Часовым не дозволено решать, когда выпускать нарушителей порядка.
– Леонид, тебе не вернули ключ? – Поинтересовался Бойко.
Тот покачал головой.
– Извините, братцы, – караульный с досадой дернул замок. – Науменко, есть будешь?
Угрюмое бурчание с топчана могло означать что-то вроде пожелания идти в пекло и не мешать спать. Башмаки, неуклюже надетые на длиннющие ноги, выпирали из камеры. Бойко, глядя на своего подопечного заключенного, отчего-то вспоминал школьный поход в зоопарк. Науменко напоминал ему жирафа. Такой же высокий и тонкий. Нет, все же стройный. Он не был, как говорили на деревне – скелетом – у него не торчали ребра под могучим прессом, он был всего лишь непропорционально вытянутым молодым человеком. Но ассоциации с жирафом возникали, скорее всего, даже не из-за роста. Глаза. Огромные карие глаза, чуть на выкате, украшали спокойное лицо парня. Когда тот в молчаливом созерцании жевал обед, Бойко подумал: «Ну, натурально, же жираф!». В этот раз обитатель маленькой комнатки за решетками спал, расходитесь дети, представления сегодня не будет.
– Вань, мне иногда, кажется, – Медведков с огоньком посмотрел на соседа по камере, – что ты специально на гауптвахту попросился, чтобы выспаться.
– Я еще тут книжки читаю… – буркнул жираф сквозь сон.
Бойко передал меж решеток миску, спросил:
– Так за что его сюда отправили?
– Умный шибко. Пытался вывести интенданта на чистую воду, в том, что пайку матросам не додают.
– Правдоруб? – Бойко протянул половник вслед за врученной миской, наполнил ее с горкой. Отметил, что мясной порции в ней действительно нет. но виноват в том далеко не интендант. Покосился на дремавшего одним глазом Семичко.
Медведков поставил стакан с компотом на пол, аккуратно накрыл его кусочком хлеба.
– Не ставь так хлеб на землю, – подал голос часовой Семичко. – Примета плохая.
– Чего это, плохая? – Не переставая жевать, Медведков посмотрел на ворчливого охранника.
– Для покойников так ставят, – уточнил тот.
– Типун тебе на язык, Лень! – Бойко налил еще один стакан компота и протянул коллеге. Получив отказ, отхлебнул сам. – Что-что, а компот у Голоцуцкого выходит вкусный.
– Велика премудрость, сухофруктов в воду закинуть.
– Эдак можно про каждую профессию сказать.
– Компот, да, чудный, – вторил Медведков. – А вот каша хороша только тем, что горячая. Спасибо, Серег, что не поленился, принес.
Бойко махнул рукой. Многое ли он может сделать для помощи ближнему?
– Эх, с детдома помню истину, в такой час и баланда хороша. – Причмокивая, матрос Медведков уплетал принесенную пайку. – Через неделю уже буду на своей свадебке пировать. За твое здоровье, Серега, рюмочку подниму.
