– Нашли время и место, – фыркнула она и наощупь вытащила билеты. – Держи, кавалер.
– Я знал, что у тебя они будут в сохранности, – улыбка едва оголила его зубы.
Глаза пробежались по врученным бумажкам: время, место и даже название постановки совпадали. Маша не напутала в этот раз ничего.
«А жаль, – отметил Валера, – хотелось бы просто посидеть попить коньячку в буфете». Однажды так и случилось, когда Маша по природной ветрености перепутала даты на купленных билетах. Рок-опера «Иисус Христос суперзвезда» состоялась за день до прибытия парочки на свидание. Валера тогда не сильно расстроился, вечер после буфета, наоборот, приобрёл более яркие краски. Они не стали ожидать второго пришествия Христа и направились в заранее снятый гостиничный номер. Приезды в Питер на театральный сезон могут удивлять.
Повторения прошлогоднего культурно-просветительного тура ожидать не пришлось. В этот апрельский теплый день Маша внезапно изъявила желание насладиться постановкой «Юнона и Авось».
– Это что-то про любовь?
– Разве может быть иначе? – пожала плечами Маша.
– Не замечал в тебе ранее стремление к романтике.
– А его и нет. Просто хочу на кого-нибудь посмотреть со стороны. Надоело самой вечно быть в центре внимания толпы.
Валера прищурил глаз и многозначительно посмотрел на Машу сверху вниз. «Ой, ли?» – цокнул языком. Маша явно имела свою важную и никому не ведомую причину.
– И для этого надо выходить в свет. Посмотреть на людские трагедии ты можешь и со своего балкона в Балашихе.
Маша закатила глаза.
– Тебе не все ли равно? Просто сопроводи свою даму на оперу.
– «Свою даму», – просмаковал фразу Валерий.
После приезда из Новороссийска, Валерий то и дело заговаривал с Машей о семейных парах, с которыми был знаком, всячески, того не намереваясь специально, в разговоре с ней уклонялся в тему совместного проживания. Вчера и вовсе предложил пожить у него до следующего полета на очередную фотосессию.
– Не начинай… – отрезала она.
– Хорошо, – мужчина сделал театральную паузу и добавил, – моя дама.
Маленькая дамская сумочка ударила по плечу.
– Придурок, пойдем.
Они подошли к позирующему музыканту атомной пустоши. Кожаный плащ, издали показавшийся брезентовой накидкой от противохимического костюма, почти подметал землю, но все же смотрелся весьма антуражно в комплекте с потертыми полусапогами и шерстяным свитером. На долю секунды Валера прочувствовал задумку фотографа по композиции кадра. Гитара гармонировала с фасадом оперного театра, а неряшливая поношенность облачения музыканта как-бы говорила об упадке современной культуры.
Щелчок затвора.
– Извините, – Маша оказалась у плеча фотографа, – мы поспорили, что Вы создаете обложку для своего нового альбома.
Валера не удивился Машиной фразе о каком-то недавнем споре. Для нее придумать незатейливые обстоятельства самой глупой ложной ситуации, словно чихнуть – выходило внезапно и весьма привлекательно. Маша любила откалывать подобные номера перед официантом, чтобы не платить по мелким счетам. Причем делала это вовсе не из экономии средств, а попросту из скуки.
– Альбом? Нет! – Улыбнулся музыкант и подошел поближе, – мы создаем афишу.
– В многолюдном месте средь бела дня?
– Сроки поджимают, некогда время выбирать, – продолжал улыбаться музыкант.
– Что же такого внезапного должно произойти? – наивная улыбка Маши обескураживала.
– Атомный Армагеддон! – воскликнул музыкант, – через месяц состоится премьера нашего рок-мюзикла «История одного апокалипсиса».
