Безмолвие - страница 31

– Мы как раз на один такой идем, – Валера подтолкнул спутницу в сторону оперы, но девушка на удивление, вросла в землю.

– Приходите в «Шестнадцать тон», – музыкант протянул Маше черную визитку на помятом картоне.

«Да, конечно, в удивительные времена живем, даже у бомжа есть визитка» – отметил Валера и подхватил девушку под локоть.

Слякоть талого льда вперемешку с песком хлюпала под ее сапожками, прилеплялась ржавыми брызгами к наглаженным брюкам Валеры. Он так и не отпускал ее локоть до самого входа, что, кстати, спасло Машу пару раз от падения при скользкой ходьбе.

– Мы с тобой спорили?

– Ну, тебе же было интересно, что снимают эти оборванцы, – Маша пыталась выглянуть из-за плеча впередистоящего в очереди гражданина, далеко ли еще толкаться до билетера. – Вот я и доказала тебе, что ты был не прав.

– В чем?

– Строишь вечно догадки на пустом месте, излишне усложняешь ситуацию, ищешь смысл там, где его нет… – Маша улыбнулась и попыталась спародировать голос Валеры, – «Это перфоманс!».

– Очень похоже.

– Очень тупо. Еще раз говорю, ты все усложняешь напрасно.

Билетер надорвал корешки контроля и пожелал приятного вечера.

Они оказались в изобилии налепестного зеленого мрамора и красных бархатных штор. Люди, только что, словно пингвины, толпившиеся у двери, теперь с важным видом протягивали старушке за прилавком пальто и меховые шубы. И как они только умудрились в таком обличии доползти по апрелю до центра Москвы?

Валера скинул на руку кожаную курточку и помог девушке сдать вещи в гардероб.

Неспешно нашли свои места на балконе, иных и не достать на такую постановку. Чуть удаленная точка обзора, с балкона не разглядишь каждого волоска на парике актера, но и рок-опера, не тот это вид искусства, чтобы наслаждаться детализацией пикселей. В указанном билетом месте, слышимость от присутствия стен, что экранировали звук, становится более насыщенной. Но главное достоинство балконного расположения – здесь меньше людей. Всего три ряда. А еще – сидишь выше остальных. В общем, Валера наслаждался своим положением, ему было глубоко безразлично что кому-то оно могло показаться периферийным.

– Смотри, и Жорик тут, – Маша облокотилась на ограждение, словно школьник на парту при скучном уроке. На самом деле Валера понимал, она коршуном высматривала мышек, что рассаживаются по своим норкам там, на поляне партера.

– Давно его не видел, – Валера еле сдержал за зубами фразу «еще бы столько же не видел».

Третий звонок, и погас свет. На сцене актер в белых лосинах офицера Российской Империи принялся что-то вещать о великом долге Родине средь подвешенных на канатах балок – абстрактное обозначение кораблей, что стоят на верфи. Юнона и Авось – два судно, что отправились из Петербурга в далекую торговую экспедицию Американского побережья. Офицер видит необходимость кардинальных общественных перемен для отсталого аграрного строя России. Он стремится вытянуть экономику страны на международный рынок, расширить горизонты возможностей для благосостояния населения – те грани горизонта, что не связаны с кабальным выжиманием последнего зерна у голодных и бесправных крестьян. Однако, в таковом рвении он встречает всевозможные бюрократические преграды.

Начинают театры с вешалок,

Начинаются царства с виселиц.4

Виселицы – вот что строит Царство Божье на земле. Офицер Империи отправлялся в далекое плавание под благословение министров о начинании свежей вехи жизни, открытии новых путей, что оживят болото Российской действительности. Он чаял найти его в общении народов, во всеобщем обмене транснациональной торговли – Валера видел в этом знак. Путь мира, что лишит людей вражды и классовой ненависти. Открытый мир, без конфессий, без прелюдий к догмам самобытности, без оков общественного гнета. Но в то же время, эти два корабля отправлялись под юрисдикцией одной, единовластной и твердой морали – насаждении русского мира в континенты, далекие от понимания сущности царства православного.