Может быть, Скрипка издевается надо мной? Суёт копии случайных документов?
На бледной справке – приказ о присвоении какому-то начальнику звания «инженер-капитан пути». Я набрал фразу в поисковике: инженер-капитан предсказуемо оказалось воинским званием для работников железных дорог. Фамилия капитана – Федорчук.
Слабо пропечатанный лист был озаглавлен: «О плане научно-исследовательских работ специального состава „Паутинка“». Ниже шло несколько пунктов: утвердить план согласно приложению, составить перечень особо важных задач, обеспечить теоретическое и экспериментальное обоснование применимости состава «Паутинка» и так далее – всего восемь пунктов.
На следующем листе буквы оказались мелкими и размазанными, будто их закидали чёрными снежками. Мне удалось расшифровать лишь один абзац: «Около половины заключённых страдают тяжёлыми неизлечимыми недугами и являются совершенно нетрудоспособными».
Далее шла нарисованная от руки карта железнодорожной развилки. Объекты были подписаны без особой конкретики: Свх. (овощ.), Кирп (или Кипп?), Гл. Кирп «Победа», Вдхр. (техн.).
Встретилось личное письмо с тонкими шрамами складок и штампиком «Просмотрено военной цензурой». Письмо было адресовано Лене от некого С. Р., который без особой конкретики вспоминал военную операцию под Ковелем перед наступлением на Люблин и передавал привет сыну Сашке. Судя по тому, что цензура пропустило письмо с намёками на военную операцию, написано оно после войны.
Дольше всего я рассматривал карту шахт – копию той схемы, что передал мне отец Братерского. Я положил оба листа рядом и нашёл немало отличий: версия Братерского была вольным изложением более строгой и ровной карты, которую принёс Скрипка.
Если верить схеме, залежи гипса действительно располагались на северо-западе от озера Красноглинного, как и писал блогер Крушельницкий. Шахты имели сложную конфигурацию, и Скрипкина схема воспроизводила их детальней.
Заштрихованный штрек вёл в сторону озера Красноглинного и, по моим прикидкам, проходил в двух-трёх километрах от места, где сейчас располагалась «Заря».
Я вышел в коридор и набрал отца Братерского. Тот ответил почти сразу. В трубке что-то шумело, сглаживая резкость его голоса. Чувствовалось, что он почти кричит:
– А, начальник! Здравия желаю! – он аж закашлялся от восторга, словно ждал звонка.
Михаил Яковлевич тут же нагрузил меня историей о крысах, которые живут в канализации и через неё попадают сразу в квартиры. Он настаивал, что недавняя вспышка кишечных инфекций была спровоцирована именно крысами, и предлагал сходить на любую помойку ночью с фонариком и посмотреть, что там творится. Я мягко закруглил разговор о крысах, пообещав, не без злорадства, скинуть ему телефон главреда «Дирижабля» Бориса Лушина.
– Михаил Яковлевич, спасибо вам за схему, которую вы передали через сына. Понимаете?
– А-а-а! – он снова оживился. – Что, заинтересовало? Это ещё цветочки. Я тебе и не такое могу рассказать.
– Откуда у вас эта карта?
Он удивился:
– Как откуда? Сам нарисовал.
– А данные где брали?
– Начальник, так дело-то давно было, в 89-ом ещё. В мае, 12 числа, был я у одного руководителя. Вот он показывал документы. Я их потом зарисовал по памяти. До 2013 года у меня подписка была, а теперь уже без разницы.
– Вы довольно точно нарисовали.
Он удовлетворённо хмыкнул. Я подзабыл, что у Братерского-старшего абсолютная биографическая память и события своей жизни он помнит с точностью до дня.
