* * *
В столовой поселковой администрации за обедом Кожевников рассказал мне историю Анны. У неё действительно была пятнадцатилетняя дочь-инвалид со сложным генетическим заболеванием, но года три назад её забрал к себе отец, военный в отставке. Анна слегка хромала, но травма была старой и с куском шифера никак не связанной. В молодости она была гулящая, но после микроинсульта потеряла подвижность половины лица и перестала пользоваться спросом, с мужем давно развелась, работала на случайных работах, дочь, пока девочка жила с ней, воспитывала плохо.
Кожевников выделял материалы и рабочих для восстановления её дома, но Анна соглашалась неохотно, часто выгоняла людей и устраивала истерики. Крышу взялся было починить мужик по прозвищу Вадик Короткий, который жил с ней последние пару месяцев, но вместо этого вывез шифер и исчез сам.
– Дом-то у неё, главное, добротный, – рассуждал Кожевников. – И участок большой был. Это муж её строил в восемьдесят девятом. Запущенный дом, но хороший – сам же видел.
Брат Коростелёвой жил в Петербурге. Родина семьи была в Курской области. В Филино брат приезжал лет десять назад и сестрой особенно не интересовался.
– Зачем же он такие письма строчит в редакцию? – спросил я.
Кожевников отмахнулся.
– Чего строчит… Не знаю. Она ему по телефону наплела с три короба, вот и строчит. Строчила чёртов. Приехал бы, помог сестре, а лучше – забрал отсюда.
Словно отвлекаясь от тяжёлых мыслей, Кожевников раскрыл чёрную папку и принялся выкладывать передо мной документы.
– Вот, видишь. Её дом включён в региональную программу реставрации ветхого жилья… Хотя заметь, дом у неё не ветхий, но мы включили. Но это не сразу. Область деньги выделяет. У неё главная беда, что подвал топит. Крыша – это ерунда. Вот смета. Шифер сами нашли. Тут у нас дом один разбирали… Стоял долго. Хозяева умерли, наследников нет. Кто сюда поедет?.. А люди мрут. Ну мы пускаем, что годное есть, на нужды посёлка.
Он выкладывал листы, как игральные карты, терпеливо ожидая, пока я пробегу их глазами.
– Старый шифер украсть, а? – снова завёлся он насчёт хахаля Коростелёвой. – Ну что за люд такой? Ты если сомневаешься, у любого тут спроси. Был шифер. Выделяли.
– Ясно, ясно, Иван Дмитриевич, да я вам верю. Я же вижу ситуацию. Вчера всё по-другому представлялось.
– А если губернатору писать будешь, – сказал Кожевников, захлопывая папку, – то не крышу новую проси, крышу мы сами сделаем. Проси, чтобы в центр её забрали на реабилитацию. У нас тут фельдшер уколы ей какие-то сандалит, да что толку-то. Надо как: под замок её и под капельницу. Её в город надо. Здесь негде. В Нечаево тоже ни черта нет, тараканы по стенам одни. В город её надо. А это уже не моя, знаешь, епархия.
Цены в столовой администрации напомнили рассказы отца о временах его студенчества, когда за несколько монет можно было взять первое, второе и компот. Но я отдал мелочь Коростелёвой, а когда вытащил крупную купюру, Кожевников замахал руками, будто испугался её, и велел кассирше записать обед на его счёт.
Он устал. Он работал по инерции времён, когда Филино обслуживало часть РВСН и считалось режимным посёлком. Должность не доставляла Кожевникову удовольствия. Когда-то он был агрономом, а теперь тянул в неопределённое будущее Филино.
Он проводил меня до машины. Я вспомнил про объект рядом с посёлком.
– Иван Дмитриевич, а что у вас тут за сооружение по дороге к Ключам? Склады там или что-то вроде?
