«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина - страница 33

Г. Сенковскому я должен ответ и различные благодарности, но потому, что мне надо к нему писать много, то едва соберусь во время вакаций; пока посылаю поцелуй.

Это короткое письмо пишу наскоро, чтобы вновь положиться на вашу благосклонность.

Всегда с истинным почтением искренно доброжелательный и преданный

покорный слуга

Лелевель Иоахим

15 июня 1824 г.

Не имею слов благодарить за продолжение критики. Я так вам обязан, что не хватит целой жизни отблагодарить. В доказательство, какое впечатление производит ваше сочинение, прочтите в альманахе «Полярная звезда» на 1824 г. то, что сказано о вашей критике[214]. «Полярная звезда» раскуплена в три недели в числе 1500 экземпляров. Что же касается обширности сочинения, которой вы боитесь, честь имею уведомить, что чем больше, тем лучше, так как каждое ваше слово имеет цену и вес. О Волынском летописце, которым меня мучит Онацевич около двух лет, не могу сказать, откуда он взял, что его печатают и что его легко достать, даже у Румянцева его нет, есть только один экземпляр в Публичной библиотеке[215], но там запрещен доступ к рукописям. Онацевич чудак, вобьет себе что-либо в голову, не давая труда проверить. Я решительно нигде не видел Волынского летописца, а он меня осаждает требованием выслать его. Рукопись его возвращаю при случае: на этих днях один господин отправляется в Вильну. Я весьма уважаю и очень люблю достойного уважения и доброго Онацевича и рад получать его письма, но очень прошу, чтобы он не вкладывал в свои письма стихов Кохановского и чтобы не разогревал их патриотизмом, так как это вовсе не согласуется с моим образом жизни и с моим жребием. Я смотрю только в книги, а что делается на свете, не хочу знать. С нетерпением ожидаю вашего продолжения и прошу также разрешения кое-что, важное для края и обычаев, перелагать в иную форму. Я опустил цитату о слабом писателе Нехачине, так как она не имеет ни малейшего значения[216], в остальном перевод, кажется, верен[217].

С глубоким уважением имею честь быть навеки вечный слуга

Т. Булгарин

NB. Прошу уведомить Контрыма, Онацевича, Шидловского, чтобы они мне не рекомендовали виленской молодежи, потому что с виленской молодежью больше беды, чем толку. Я решительно ни одного из студентов принимать у себя не буду, Бог с ними, а нам, спокойным литераторам, следует от них сторониться.

[Конец 1824 г. (после 14 августа)]

Писать, что тут делается! Писать рецензию! Я не сдержал свое обещание, потому что предвидел, что настанет минута, когда у меня будет больше свободного времени, чем хотелось бы, а у меня было много неотложных дел, которые нужно было сделать. Теперь будет какой-никакой отдых, так как мало возможностей продолжать работу. Ничто не сможет компенсировать мне утраченную должность. Лобойко похвалялся, что говорил обо мне в Петербурге; но догадываюсь, что это басни[218]. Повторяю, я остро переживаю потерю своей должности не из-за положения, не из-за почестей, но из-за того, что найденные пути в работе отрезаны, что, потратив лучшую часть своей жизни, вижу, что открывшиеся предо мной пути перекрыты, что единственные в моей работе удовлетворение и утешение исчезли. Я чуждался посторонних дел; только из-за неотменимых обязанностей я сотрудничал с другими; только из-за необходимости я присоединялся к другим университетским интересам; только наука была моей целью. И, повторяю, утрата моей должности в Вильно ничем не может быть заменена и ничем иным вознаграждена быть не может. Но все же я не перестану читать и анализировать Карамзина. Пока могу, хочу сдержать свое обещание. Только на мои писания найдется другой Погодин, который будет обвинять меня в незнании каких-либо русских сочинений, как он обвинял в том, что я не упомянул о некоторых из них, изданных в Москве, которых не было в Вильно. В Варшаве их будет еще меньше! Но я буду писать, только подбодрите меня и сообщите, хотите ли, чтобы я продолжал писать. Вы однажды обещали прислать мне 60 писем; их, видимо, никогда не существовало! Я надеюсь, что вы напишете мне несколько слов, если захотите продолжения, и пришлете обратно мои статьи, которые у вас и уже напечатаны. Пожалуйста, отправьте их в книжный магазин пана Завадского, и я обязательно их получу. Теперь будет важный кусок, возможно, слишком обширный, – о феодализме. Я думаю, что смогу отправить его из Варшавы. Разорение моего хозяйства в Вильно, моих мастерских по гравировке, печатанию, письму, а также книг занимает меня в данный момент. Имея все это в виду, из разорения посылаю вам первый том отечественной истории