– Что же вы, Матвей Артёмович, при вашем заболевании без дисциплины никак нельзя. Сказал ведь вам – капельки каждый день всенепременно, не то придется очки носить… те самые, как у зашоренной лошади.
– Ох, это Наталья виновата! – за сокрушалась сестра. – Такая бестолковая баба… Не могли бы вы, Модест Генрихович, одну из ваших помощниц к нам определить, пока братец не привыкнет. Я в долгу не останусь…
– Конечно, голубушка, конечно. Я распоряжусь. Сейчас отправим братца вашего в палату, назначения я сделал. Интенсивная терапия, покой – к утру – огурчик! Вы уж извините, не могу долее задерживаться, Анастасия Марковна на приеме ждет.
Благолепов услышал шуршание, которое могут издавать только купюры, и догадался, что Катерина произвела расчёт. Кресло, в котором он сидел, завибрировало и покатило само собой, а цоканье каблучков справа оповестило, что сестра не отстает от этого начавшегося передвижения. Пункт назначения оказался почти рядом. Мягкий женский голос поинтересовался:
– Сможете сами перелечь на кушетку?
– Конечно, – он быстро поднялся. – Куда?
– Два шага вперед, присаживайтесь, вот так… Сейчас разденемся.
– Зачем это?
– Поставим капельницу.
– Для этого нужно раздеваться?
– Таковы правила.
– Плевал на них! Сниму пиджак и всё. Вены на руках у меня хорошие.
Катерина вмешалась.
– Не хочет, не настаивайте. Накинете на него простынь, кому какое дело, что там под ней – тело или грязная одежда. Он и так сегодня на удивление покладист.
– Вот за это люблю, сестренка, – обрадовал Матвей. – Знаешь, чем меня успокоить.
– Вы, главное, с ним не спорьте, – тихо шептала Екатерина медсестре. – Поддакивайте, и делайте свое дело, к утру он станет менее раздражен. Модест Генрихович обещал…
Благой расслабился на кушетке… Неведомый доктор пообещал, что к утру он – огурец-молодец! Вдруг, так и будет?.. Или ты, Матюха Благой, – просто-напросто проснешься… от этого странного сна.
Видимо, в капельницу добавили и снотворное, потому что Матвей почивал до самого утра следующего дня (своего дня рожденья, кстати!), ни разу не шелохнувшись. Но, даже когда спал, помнил – нужно соблюдать осторожность. Поэтому, покинув объятия Морфея, оповестить о том не торопился, решив для начала покопаться в своих внутренних ощущениях. Первое, что он понял: на глазах повязка, не тугая, но плотная… начало – так себе! Вокруг тихо, но вдали смутно слышатся шевеление и голоса – в агломерации неизвестного назначения жизнь существует – уже «плюс». И тут совсем рядом раздался, тщательно опускаемый до шепота, женский голос.
– Модест Генрихович, стойте, куда же вы? Он сейчас проснуться должен.
– И что, вас смущает? Вы же не из Отряда Добровольной помощи, вы – носите высокий чин Сестры милосердия, поэтому не должны бояться.
– Модест Генрихович, вы же помните, в прошлый раз что было-то…
– В прошлый раз! Ишь чего вспомнили! – забормотал доктор несколько смущенно, а потом решительно закончил, – у вас, госпожа Мастепанова, на такой случай шокер есть.
– Батюшки! – охнула несчастная Мастепанова. – Да разве такого бугая шокером завалишь?! – И тут же решительно заявила, уже перестав шептать, от осознания серьезности ситуации должно быть. – К тому же, разряд электрошокера может спровоцировать спазм всех без исключения мышц организма, и это негативно отразится на восстановительном лечении. Вы сами так говорили, Модест Генрихович.
