– В этом есть зерно истины… Екатерина Артёмовна предупреждала о вашей приверженности к эстетическому обличию окружающих людей. Чуть позже мы что-нибудь придумаем… А сейчас тихонько открывайте глаза… Что видите?
Матвей открывал глаза – тихонько, замирая душой… Он видел!
– Пятна цветные вдали…
– Прекрасно! Сейчас я поднесу к вашим глазам, совсем близко, руку. Что видите?
– Пальцы.
– Сколько?
– Три.
– Отчетливо?
– Да.
– Прекрасно. Прикройте, прикройте глаза. Не нужно пока излишнего напряжения. Сейчас и дамочек рассмотрим…
– Части тела мне под нос совать будете? Начните со щиколоток, я очень эстетически требователен к женским щиколоткам. (Да, с ума нужно сходить весело!)
Доктор чем-то пощелкал и произнес:
– Голубчик, вы клизму Корецкому сделали? Ах, только собираетесь… заберите у меня из тумбочки очки для господина Благолепова и зайдите в пятнадцатую. Да мигом, голубчик!
– Ах, такой нерасторопный у меня помощник, – это было уже предназначено для Матвеевых ушей.
Каким бы ни был нерасторопным по докторским меркам помощник, прискакал он быстро, и Матвею под нос были подсунуты очки, которые с трудом можно было таковыми назвать. Это был какой-то монстр – помесь очков аквалангиста, токаря и шор для пугливых лошадей.
– Да-а-а… – Протянул Благой растерянно.
– Я знаю, – заторопился Модест Генрихович, – вы отказываетесь их носить…
– Ещё бы!
– … но это на несколько минут, чтобы решить вопрос с сестромилой.
– С такими очками впору фамилию менять на Овсов, – проворчал Матвей, водружая конструкцию себе на нос. – Вам бы, доктор, доработать ваш прототип до стандартных контактных линз.
Зря ворчал. Поднял руку, взглянул и восхитился – четкость восприятия наступила полная. Перевел взгляд на доктора и радость померкла. Потом посмотрел на медицинских работниц, выглядели они забавно: униформа, состоящая из курточки и штанов, была коричневого цвета; на головах глухие косынки сестричек времен Первой мировой войны, а впереди белые фартуки с большими накладными карманами. Все были миловидны, а одна из них была – Светлана…
– Модест Генрихович, я вам больше не нужен? – подал голос ассистент, привлекая к себе внимание.
Доктор не успел ответить. Благой опередил:
– Стоять! – сказал тихо и твердо так, что все услышали.
И замерли, предвкушая… интересно, что? – лица стали у всех напряженные. И Матвей не разочаровал.
– Значит так, Айболит (ибо, это и был Айболит – товарищ подполковник медицинской службы!), гони своих тёлок к едреней фене – ни одна не годится. Вот этого перца возьму, – он кивнул на ассистента в такой же, как и у барышень форме, только без фартучка.
Модест Генрихович замялся:
– Дело в том, что он – не медбрат. Он – практикант…
– Вы откажете мне, Матвею Артёмовичу Благолепову? – удивился Благой.
– Нет!.. – открестился доктор чуть не с ужасом, улыбнулся и рассудительно закончил. – Я, как куратор практики, могу направить адепта на любой фронт работ. Сейчас сделаем, оформлю бумажки… – Он заторопился. – Девочки, пошли! А ты, голубчик, останься, принесу тебя бумаги, инструкции и рекомендации.
Они утопали, а «голубчик» вертел головой и растерянно улыбался. Под косынкой, повязанной на голове банданой, волос не было видно, но щеки лучезарили весёлыми конопушками.
– Ухватов? Пашка? – спросил Благой.
– Павел Петрович, если позволите… – несмело подтвердил практикант.
– Не позволю, – откликнулся Матвей. – Западло мне, Пашка, называть тебя Петровичем. Смирись. Не знаю, что здесь творится, но ты, Ухватов, точно не будешь заниматься клистирными трубками.
