– А Екатерина Артёмовна, что скажет?
– Обрадуется, что мой здравый смысл проснулся вместе со зрением.
– Вы видите? Хвала Всевышнему!
– Чего обрадовался? Вижу, да. Но вижу нечетко – и это меня бесит!
– Какое человек – суетное существо… – пробормотал Ухватов удивлённо.
– Чем же?
Вопреки предложению «помочь, когда попросит», Матвей завалил Пашкин диван на бок и двинул во след практиканта, направившегося на поиски своего «угла».
– Пять минут назад, уверен, молились – хоть что-нибудь увидеть, а теперь критикуете качество изображения…
– Так в этом и состоит суть прогресса – человеку всегда мало, ждёт и ищет большего. Не будь в природе нашего недовольства – загнили бы на корню.
– Да неправда это! Вот я – всем доволен!
– Сейчас, возможно.
– Да я и был доволен!
– Был бы доволен, продолжал бы клизмы ставить…
– Хотите сказать, я с собой нечестен?
– Да. Боишься признавать свои желания потому, что признать мало – нужно их реализовать. А этого ты боишься еще больше.
– Бред! – разозлился парень, топнул ногой, – Хочу здесь спать – у окна с видом на сад!
– Спи, – Матвей ткнул диван в сторону окна. – Я не возражаю.
– Интерьер вам испорчу!
– Да по-фиг. Вселенная не против.
– А-а! Тогда, хочу на вашей кровати спать.
– Вот тут промазал. Конфликт интересов, слышал о таком?
– И на чью же сторону встанет Вселенная?
– На сторону того, чьё желание тверже в своём убеждении. Вот я убеждён, что буду спать именно на своей кровати. Да и ты в этом убеждён, только снова обманываешь себя.
– Правду про вас говорят: и голова дурна, и язык востёр.
Матвей засмеялся:
– «Острый язык змею из гнезда выманит» – не так ли?
На том и успокоились. Пришел парикмахер: солидный, пожилой, неспешный. Матвей сказал:
– Просто побрей.
– О, я бы не советовал, – мягко возразил цирюльник. – Борода у вас давно, сбрею, будет выделяться светлой кожей – некрасиво… Да и шрам на подбородке будет заметен.
Шрам? У Матвея не было никакого шрама на подбородке…
– Убедил. Твори, что хочешь, – он закрыл глаза потому, что не мог смотреть в зеркало на свои размытые черты.
Мастер возился долго и неспешно, казалось, каждую волосинку стрижёт по отдельности. Когда закончил, Благой, не открывая глаз, сказал:
– Уверен, получилось на «ять». Я тебе что-то должен?
– Нет, Екатерина Артёмовна обо всём позаботилась.
– Я и не сомневался.
Пришла Наташа, несла на вытянутых руках чехол с одеждой, положила на кровать и напомнила:
– Пора одеваться, Матвей Артёмович.
– Подожди, – вклинился Ухватов, – через пять минут закапаемся, и можешь наряжать.
– Звучит забавно: куклу наряжать – в дочки-матери играть, – заметил сухо Благолепов.
– Обидеть не хотел, просто установил очередность, – буркнул Пашка чуть слышно.
На слух Матвей никогда не жаловался, поэтому откликнулся:
– Если не решаешься высказаться вслух, не сотрясай понапрасну воздух.
– Вы всё равно услышали! – возмутился практикант. – К чему упрёки?
– К тому, что сейчас мы с тобой, Ухватов, вырабатываем модель отношений. И я хочу, чтобы ты запомнил: мне ты можешь говорить всё, в рамках разумного, конечно. – Он засмеялся. – И в рамках не разумного – тоже, но за базар тогда ответишь.
– Базар! Ой, базар!! – всколыхнулась Наталья. – На Петровской сегодня базар: нужно телятины прикупить и творог монастырский… – зачастила она, скорехонько направляясь к двери, и уже оттуда махнула Благому рукой, – Матвей Артёмович, справляйтесь сами, а платок вам Екатерина Артёмовна повяжет, я ей скажу…
