Она с лёгким удивлением пожимает плечами:
–Так ведь олимпиады же, я сразу на трёх была.
– Блин, – хлопаю себя ладонью по лбу, – что ж я забыл?! У меня же тоже, в понедельник, по физике!
Аня немного расслабляется, но смотрит мне в лицо как-то обеспокоенно:
– А с тобой всё в порядке, Денис? Выглядишь… так себе.
– Не знаю, всё сложно…
Устало тру лицо руками. Я действительно утомлён. Глаза, скорее всего, красные, как у кролика – несколько ночей не спал нормально. Взбаламученные мозги оседают серой пеной.
Смотрю на Аню, наслаждаюсь её реакцией: в глазах у неё неподдельные тревога, никакого манерничанья. Наверное, не осознает, насколько она красивая, не фейковая – настоящая, существующая в одном-единственном экземпляре. У неё светло-карие глаза с лучиками вокруг зрачка. С такими глазами трудно скрыть то, что думаешь. Нос в конопушках – южное солнце успело отметиться. На щеках румянец от холода. А вообще, она всегда краснеет, когда смущается. Мне это тоже нравится – лицо у неё такое же искреннее, как и характер. Волосы каштановые, выбиваются из-под смешной шапки с нитяными косичками и помпоном. Аня поправляет непослушные пряди рукой в длинной до локтя ярко-красной варежке. Через плечо большая замшевая сумка с многочисленными кармашками, в них, я знаю, блокнотики, карандаши, стёрки, старомодные чернильные ручки – всё то, чем она щедро делится со мной на английском, когда я в очередной раз что-нибудь забываю.
Она спросила:
–Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Я опять «завис». Потом поинтересовался:
– Где тут можно посидеть, погреться? Ног уже не чувствую.
– Почему ты не идёшь домой? – спросила она.
– Не могу сейчас, – я отвёл взгляд, пусть думает, что хочет.
Аня неуверенно махнула рукой в сторону новостроек:
– Здесь есть кафе, тебе бы сейчас попить горячего.
Я кивнул, пошёл к яркой неоновой вывеске. Спросил:
– Посидишь со мной, пока я не оклемаюсь?
Аня моргнула и пошла рядом. Вид у неё был немного растерянный. Понятно, что этим вечером она совсем не планировала зависать по кафешкам со всякими подмороженными (в прямом и переносном смысле) типами. Я ещё раз поблагодарил судьбу за то, что она привела меня к Ольге Петровне на английский. Иначе Аня просто прошла бы мимо, кивнув или поздоровавшись. Мы с ней из разных тусовок, а точнее сказать, миров. Нас объединяют только зубодробительные лингвистические экзерсисы два раза в неделю.
О, наконец-то тепло. Мы устроились в углу возле ёлочки, украшенной настоящими орехами, конфетами и открытками. Аня села напротив, сняв куртку. Под курткой оказался длинный рыжий свитер с узорами, красиво. Мы пили зелёный чай и ели макарони, розовые, зелёные, голубые. Пахло ванилью и клубникой. Играла тихая музыка, какое-то тягучее инди, люди смеялись и говорили.
–Так что же случилось? – спросила Аня.
И я вдруг рассказал ей (не всё, но то, что никогда никому не рассказывал): о Мамель, о том, что она мне не родная, о Клаксоне, о том, что он любит спать у меня на спине, о планах на будущее, даже о том, что веду закрытый блог. Ане ничего не нужно было знать о женщине по имени Ирина Желтко, и я умолчал о ней, но всего сказанного хватило, чтобы она забыла о надкусанном макарони и застыла, обняв ладонями стеклянную чашку.
– Боже, – сказала Аня. – Никогда бы не подумала, что Екатерина Сергеевна тебе не родная. Вы оба высокие, светловолосые.
Аня почему-то покраснела, схватила чашку, отпила.
