Блондинка - страница 101
– Ты ведь не бросишь меня, Папочка, нет? – скулила Норма Джин, на что Баки отвечал сонно: «Угу», а Норма Джин настаивала: – Обещаешь, что не бросишь, Папочка, да?
И Баки говорил:
– Ну конечно, Малышка, все о’кей. – Но Норма Джин не унималась, продолжала твердить свое, и тогда Баки говорил: – С чего бы мне бросать тебя, Малышка? Ведь я только что на тебе женился.
В этом ответе было что-то не то, но никто из них не мог понять, что именно. Норма Джин еще крепче обнимала Баки, прижималась горячей и мокрой от слез щекой к его шее, и пахло от нее влажными волосами, тальком, и подмышками, и звериным страхом, именно так определял этот запах Баки. А она все шептала:
– Так ты обещаешь, да, Папочка?
И Баки бормотал в ответ: да, да, обещаю, давай уже спать.
Тогда Норма Джин вдруг хихикала и говорила:
– Положа руку на сердце? – И рисовала указательным пальцем крест у него на груди, прямо над большим и гулко стучащим сердцем, и щекотала кудрявые волоски у него над сердцем, и Баки вдруг возбуждался, Большая Штуковина вздымалась, и Баки хватал пальцы Нормы Джин и делал вид, что собирается их съесть, а Норма Джин брыкалась, отбивалась, хихикала и пищала: – Нет, Папочка, нет!
И тогда Баки припечатывал ее к матрасу, наваливался всем телом на ее стройное тело, зарывался носом ей в грудь, кусал ее, грудь, по которой с ума сходил, лизал ее, рычал:
– Да, Папочка сейчас со своей Куколкой что захочет, то и сделает, потому что это его Куколка, она принадлежит ему, и вот это тоже Папочкино, и вот это, и вот это.
Когда он был во мне, я была в безопасности.
И хотела, чтобы это никогда не кончалось.
Она хотела быть идеальной. Меньшего он не заслуживал.
Она собирала Баки обед на работу. Большие двойные сэндвичи, его любимые. Вареная колбаса, сыр и горчица на толстых ломтях белого хлеба. Ветчина с приправами. Остатки мяса с ужина, с кетчупом. Валенсийские апельсины, самые сладкие. Что-нибудь сладкое на десерт – вишневый коблер[31] или имбирный пряник с яблочным соусом. Когда с продуктами стало хуже, Норма Джин перестала есть мясо на ужин, чтобы Баки было чем пообедать. Он делал вид, что не замечает, но Норма Джин знала: муж ей благодарен. Баки был высоким крепким парнем, все еще продолжал расти, и аппетит у него был, как поддразнивала Норма Джин, волчий – ест, «как голодный волк». И в этом ритуале – встать пораньше, собрать мужу обед – видела она что-то трогательное, такое, что слезы на глаза наворачивались. И еще она подкладывала ему в коробочку с обедом любовные записки, украшенные гирляндами нарисованных красными чернилами сердечек.
Читая эти строки, милый Баки, знай, что я думаю о ТЕБЕ & Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ!
Или:
Читая эти строки, Папочка, вспомни о своей Куколке & горячей ЛЮБВИ, которую она подарит тебе, когда вернешься ДОМОЙ!
Эти записки Баки не мог не показать парням, работавшим в ночной смене на заводе «Локхид». Особенно он старался произвести впечатление на Боба Митчема, самодовольного смазливого парня, он был на несколько лет старше Баки и собирался стать актером. Но не знал, стоит ли показывать приятелям короткие и странные стишки Нормы Джин.