Изредка поглядывал на Тоню, следил. Не признавался себе, что любовался.
Тоня курила, часто переключала песни, недовольно морщась и что-то бубня себе под нос, когда музыка ей откровенно не нравилась. Но в остальном Тоня так и оставалась мраморной загадкой, притягательной и недоступной.
– Нам нужно прибавить шагу, как-то мы медленно едем, – сказала Тоня.
– Медленно? Вроде ведь нормально. Мы много километров проехали, наверное.
– Мало. Надо больше.
– Ну, мы не на самолете все-таки. Едем, как едем.
– Я спешу! И так из-за ночлежки времени много потеряла. Часы, минуты. Все это пропало, все пропало…
– Ну, ты позвони, предупреди. Путь-то неблизкий, мало ли…
Она зыркнула на меня так, что продолжать расхотелось.
– Я не могу предупредить, понимаешь? Я просто должна спешить.
– Ну так мы и спешим. Если бы пустила за руль…
– Исключено. Сама доеду. Просто нужно спешить. Время, Дима, время. Оно не возвращается.
– Ну, да. Не возвращается.
– Ты не понимаешь…
Тоня выстукивала ногтями неизвестную мне мелодию.
– Ну, это же ты нас везешь. Хоть двести гони, твое ж право, – сказал я.
– Ты сказал, чтобы я довезла тебя целым и невредимым. А я договорам не перечу, – хмыкнула Тоня и сделала глоток кофе, купленного на заправке. Лицо ее почти не скривилось, разве что совсем чуть-чуть.
– Если тебе так не нравится кофе на заправках, зачем пьешь?
– У меня нет возможности возить с собой кофемашину.
– Дома у тебя, наверное, получше будет.
– Дома… Дома… Да, наверное. – Кисло улыбнулась Тоня. И вдруг встала она свернула на заправку и сказала. – Я пока кое-что проверю. Пойди, поешь.
Есть в одиночестве некомфортно – не привык , на меня это действо нагоняло какую-то невообразимую тоску. Оладьи были отвратительные, сметана – горькая. Мысли становились все более угнетающими, и я решил поскорее убраться из кафе на заправке.
За полчаса улицу разогрело, и все вокруг тонуло в дурмане. Казалось, что на выходе из кафе мне на плечи набросили огромное одеяло, которое придавливало своим жаром к земле, останавливало. Я с трудом смог разглядеть Тоню в каплях духоты, висевших в воздухе. Она сидела на месте водителя, также высунувшись на улицу через открытую дверь, и что-то писала в той самой записной книжке, которую строго-настрого запретила открывать.
– Стой, где стоишь, – отсекла Тоня, даже не взглянув на меня, и только подняла блокнот повыше.
А я даже подойти к ней не успел.
– Почему?
– Допишу и сядешь.
– Да я не буду смотреть.
– Не смей подходить! – воскликнула она так отчаянно, что я даже испугался.
«Боже, лучше бы я там остался».
– Какие мы скрытные, – фыркнул я. – А что ты пишешь?
– Проживешь без этой информации, – бросила она холодно и продолжила строчить. Перевернула страницу.
– Да ты прям президентская шпионка.
Она зыркнула на меня так злобно и холодно, что холодный пот прописал мокрую дорожку вдоль моей спины.
Я отвернулся, чтобы не создавать Тоне дискомфорта, который она и так прекрасно находила во всем вокруг, созерцал пейзаж.
Мы вырвались из бесконечных степей и медленно въезжали в царство лесов и топей. Вдали уже виднелись зеленые пятна деревьев, а дорога, стремившаяся к горизонту, расплывавшемся в разогревшемся воздухе, чернела недавно замененным асфальтом. Нос щекотал аромат свободы, а волосы раздувал ароматный ветерок, пусть и не несший в себе ничего, кроме пыли.
Я закрыл глаза и представил, как хорошо бы прокатиться в такую погоду на велосипеде.
