Парни пришли на лёд маленького озера, отлепили от себя одежду пропитанную замёрзшими фекалиями и долго не решались нырнуть в холодную прорубь, проделанную случайной миной. Потом всё же с криком и визгом они погрузились в воду и наспех стали оттираться мылом, передавая его друг другу замёрзшими руками. Наступала ночь, мороз крепчал. Купающиеся в судорогах выбрались из грязной воды, второпях оделись и побежали обратно – в город. Токарев, забрал из старого пальто пакет с «Посланием для Наследников Мира», отмыл его в озере и переложил в новое пальто. Там, в городе, они попросили какого-то танкиста, который оказался бывшим преподавателем юриспруденции в РГСУ, подбросить их до Соборной Площади. Успенский Собор – так и стоял не тронутый. Многие партизаны говорили, что без настоящего Чуда здесь не обошлось. Снаружи людей практически не было, зато весь подземный город кишел партизанами, которые пили водку или виски, попусту ругались матом и рассказывали друг другу истории – каждый про свои партизанские будни. Парни, одетые с иголочки в стиле Чикагского Блюза, присоединились к партизанам на улице Урицкого и начали пить с ними водку, которой в подземелье могло хватить ещё лет на двадцать. Стратегический запас элитного алкоголя.
Джазмен снял пальто, рубаху и жилет, и, морщась, стал осматривать свою раненную руку: всё плечо было разодрано настолько глубоко, что местами там даже отсутствовали куски мышечной ткани.
– Целый день проходил – не болело, – сказал проводник, – а теперь… наверно, заражение пойдёт. – Он зажмурился, закусил рукав своего пальто и вылил гранёный стакан водки на оголённое мясо.
– Да тебе врач нужен! – Воскликнул Токарев и, проявляя искреннюю заботу, как к какому-то особо дорогому человеку, отправился кричать врача по всему подземелью. Проводник опрокинул ещё один стакан, но теперь уже в себя.
Через несколько минут Константин вернулся с человеком, чья одежда с ног до головы была залита кровью. Этот человек выглядел лет на пятьдесят, имел учёную степень доктора медицинских наук и был пьян до состояния одноклеточного существа. Ещё он держал в руках заряженное ружье.
– Вот, – с какой-то досадой и безысходностью в голосе сказал Константин Токарев, глядя на врача, – чем богаты. Трезвее не нашлось.
Пьяный врач прислонил ружьё к стене и, шатаясь, подошёл к своему пациенту. Он, щурясь, с минуту вглядывался в мышечные волокна плеча, а потом сказал:
– Давно это у тебя?
– Сегодня, часов в восемь вечера. – Ответил проводник и прикурил от бычка соседа.
– От чего? – Заплетающимся языком спросил доктор.
– Кирпичи. В канализацию нырнул, кирпичи поломанные задел. Километров десять по говну прошёл.
– Какая боль? – Методично спрашивал доктор, продолжая осматривать рану.
– Ноющая, – отвечал Джазмен, – последний час – полтора очень чешется.
– Нужна дезинфекция. – Сказал доктор и взял со стола бутылку водки.
– Я уже продезинфицировал…
– Надо ещё! – Доктор сделал несколько глотков прямо из горла и вылил всё, что оставалось в бутылке на плечо проводнику. Джазмен стиснул зубы от щиплющей и жгучей боли.
Доктор перевязал рану какой-то тряпкой, встал и, так же шатаясь, подошёл к Токареву.
– Всё, что могу. – Сказал он. Его язык заплетался – У меня ни инструментов, ничего… Но этот, (он бросил свой мутный взгляд на Джазмена) этот – скорей всего, нежилец. Плечо будет гнить, в нём заведутся паразиты. Нужно отсекать.
