Иду, не глядя на тебя и тщетно пытаясь собраться. Ты снова меняешься – порывисто, как осенний ветер. Я не умею так быстро и легко перестраиваться – даже чисто внешне: знаю наверняка, что сегодня ночью буду скулить в подушку от непристойных кошмаров о тебе и длинноволосой Кристине. Может, с участием Насти, твоей нынешней девушки. Или армянки Нарине с биологического. Или Лены, которая сдавала квартиру тебе и твоему другу и спала попеременно то с ним, то с тобой.
В общем-то, не так важно, с чьим именно участием. Меня в этих снах точно не будет. Разве что в качестве той, кого привязывают к стулу и насильно заставляют смотреть.
– Юль? Всё хорошо?
Смотрю тебе в лицо и улыбаюсь. Бархатистая еловая лапа задевает мне щёку; густая зелень ели темнит тебе глаза. Ты взволнован.
– Да-да. Прости, задумалась… Правила поняла, спасибо. Но, по-моему, мы уже слишком хорошо друг друга знаем для такой игры.
Игриво щуришься – один глаз почти закрывается. У тебя много любимых гримасок, способных оживить любой разговор.
– Ну, вот и проверим. Я начну – для примера?.. Итак! – (Парой пружинисто-хищных шагов забегаешь вперёд и останавливаешься передо мной. Поднимаешь указательный палец – солидно-весомо, как на презентации какого-нибудь бизнес-проекта). – Номер один: я умею мастерить поделки из бересты. Номер два… Мм… Первый секс у меня был в шестнадцать лет. Что из этого, по-твоему, правда?
Отвожу глаза; за елью дремлет узловатый вяз, прикрытый остатками золота. Несмотря на размышляющее «Мм…», я уверена, что оба факта ты продумал заранее. Ты слишком ярко жестикулируешь и слишком странно ешь меня взглядом. Опасно смотреть на тебя, когда ты такой.
И ещё – я совсем не хочу знать, когда у тебя был первый секс.
Или хочу?..
– Ну… Второе?
Складываешь из пальцев пистолетик и победоносно целишься в меня. Один глаз по-прежнему щуришь, и это идёт тебе, как Джонни Деппу – его фирменная сумасшедшая улыбка.
«Позёр!» – презрительно швырнула бы моя викториански настроенная Вера. И – что уж там – была бы права.
– Один – ноль! Мастерил я из бересты. Могу потом фотки показать, если найду. – (Опускаешь «пистолетик», и мы дальше бредём по палой листве). – Туески всякие, шкатулочки. Неплохо даже получалось.
– Это здорово… Я не знала.
У тебя искусные руки. Мне доводилось видеть, как ты пришиваешь пуговицу, печатаешь, нарезаешь овощи, складываешь оригами из салфеток в кафе; самые простые вещи становятся болезненно красивыми, когда оказываются у тебя в пальцах. Красивыми и – завершёнными. Гармоничными. Такими, какими должны быть.
Туески из бересты окончательно мне доказывают, что умеешь ты, кажется, всё. Это почти удручает.
Ещё больше удручают минуты, когда я с мучительной ясностью представляю, каковы твои пальцы на вкус. Как я целую и облизываю их точёное совершенство.
– Ну вот, а первый секс, – (понижаешь голос, наклонившись ближе; твоё дыхание щекочет мне шею, и я глупо вспыхиваю), – был на первом курсе. Не помню: рассказывал я тебе? В общем, зашла к нам как-то в комнату одна…
– Дима…
– Ладно-ладно. Понял. – (Увидев моё лицо, приподнимаешь руки в жесте капитуляции и отстраняешься). – Если не хочешь, не буду рассказывать. Твоя очередь.
Потом обязательно расскажешь. Я знаю, что не удержишься.
– Ну… Надо подумать. Всё не могу осмыслить туески. – (Опять улыбаюсь, надеясь, что улыбка не выглядит истерически. Белки, почему-то замершие в сумраке ели, смотрят на нас, и в их глазках-бусинках сверкает недоумение). – Хорошо. Первое: я всегда бегала медленнее всех в классе. Второе: я никогда не носила контактные линзы.
