– Не знаю. Но, по-моему, это правда неважно. Слушай, я…
– Да не хочу я ничего слушать! Чего только от Вас не ждала уже с Вашим помешательством на нём, Профессор, но такого… – (Зашипев сквозь стиснутые зубы, Вера снова разворачивается ко мне). – У Вас вообще своя воля есть? Или Вы всё сделаете, что он скажет?
– Конечно, есть. Он не заставлял меня, а попросил, и я согласилась. Я хочу помочь ему и не вижу в этом большой беды.
– А если он попросит Вас с крыши прыгнуть – прыгнете?
Не сдержавшись, хихикаю.
– Тебя твоя мама так в детстве ругала?
Вера краснеет и ерошит ногой кипу листов на полу.
– Вот, знаете, не хотела Вам рассказывать… Про Ваше сокровище. Но, видимо, всё-таки надо. Может, хоть это Вас разозлит.
– Разозлит?..
Вера одаривает меня пронзительным взглядом. В её серых глазах блещет ярость готовой к битве воительницы.
– В профкоме говорят, что он расстался с этой своей… как её?
– Настей? – осторожно подсказываю я. – Ну да. Давно уже, насколько мне известно.
Вера удовлетворённо кивает.
– И теперь у него эта… как её?
– Дина. Наверное… Я не то чтобы точно в курсе, – добавляю, покосившись на ноутбук. – Ты к чему всё это?
Она щурится с откровенной угрозой.
– А к тому, что в пятницу я гуляла с профкомовскими ребятами. И уже за полночь видела, как он садился в машину – угадайте, с кем?
Что-то внутри меня падает и разбивается с мелодичным звоном.
Опять.
– С Настей.
– Вот именно! – (Вера нервно постукивает карандашом по столу). – Я сначала думала, что обозналась, но пригляделась – нет. Ра-адостная она была – капец! Сияла, как ёлка в мишуре.
– Ещё бы, – ровно произношу я, глядя в пол. Вдруг накатывает дикая усталость: хочется просто лечь и лежать, отвернувшись лицом к стене. И чтобы стена была серой.
– Ещё бы? – Вера свирепо фыркает. – Никакое не ещё бы! Я вообще не понимаю, на что вы все в нём ведётесь… Знали бы Вы, что о нём говорят те, кто с ним учится!
– Не хочу знать, – поспешно говорю я. – Однозначно лишняя информация.
Вера смотрит на меня с чуть раздражённой жалостью – как опытный врач на слабоумного, который снова воет по ночам и жуёт скатерть.
– А почему? Была бы у Вас полная картина – может, не так бы его идеализировали. Про все его интриги, про…
– На всё можно смотреть по-разному, – перебиваю я, сдерживая злость. – И мне важна его точка зрения, а не чья-то ещё. Мне достаточно того, что он сам говорит.
Увы, Вера не сдаётся.
– А про Настю Вы знали? Профессор, он пудрит мозги и Вам, и этой своей Дине, и чёрт знает кому ещё!
– Он не пудрит мне мозги. Мы друзья. И про Настю он мне не обязан рассказывать.
Каждое слово даётся мучительно – точно я клещами выдираю его из горла. Ничего страшного. Перетерплю.
Перетерплю всё – только бы ты мне ответил. Бедный. На горизонте снова возникла Настя, и ты снова запутался. Значит, поэтому так долго молчишь, – не хочешь вываливать на меня свою боль.
Вера шумно вздыхает.
– Ну и дура же Вы, Профессор! Умнее всех, кого я знаю, но – такая дура!..
Я выдавливаю улыбку.
– Ну, зато синтаксис почти без подготовки сдала.
Вера кидает в меня карандаш. Промахивается).
* * *
…День плавно ползёт к закату. Теперь, после твоего искусительного появления в обед, ждать сложнее. Когда я навещаю котиков Ярцевых, они встречают меня радостно – снова голодны, – но явно разочаровываются, увидев, что я явилась без их кумира. Одолев страх перед новым пространством, я безошибочно нахожу мусорные контейнеры, а продавщица в магазине (уже не сканируя меня взглядом) любезно помогает сложить продукты в пакет.
