Шоуси обливался потом и что-то бормотал, едва поспевая за Фань Санем.
– Фань Сань! – послышался громкий голос Шангуань Люй. – Тебя, как духа-покровителя, не дождешься, ублюдок!
– Фань Сань явился! – приосанился тот.
Взглянув на распростертую на земле чуть ли не при последнем издыхании ослицу, он тут же почти протрезвел.
– О-хо-хо, надо же так! Что раньше-то не позвали?
Скинув с плеча сумку из воловьей кожи, он нагнулся, потрепал ослицу по ушам и погладил по брюху. Потом повернулся к заду, потянул за торчащую из родовых путей ногу и, выпрямившись, печально покачал головой:
– Поздно, дрянь дело. Говорил я твоему сыну, когда он привел ее в прошлом году на случку: «Лучше с ослом этого вашего кузнечика спаривать». Так он и слушать не стал, жеребца ему подавай. А мой жеребец племенной, чистокровный японец, одно копыто больше ее головы. Как забрался на нее, так она чуть не грохнулась: ну прямо петух воробьиху топчет. Но мой племенной – он племенной и есть, дело свое знает: зажмурился и знай себе охаживает кузнечика вашего. Да будь и чей другой жеребец, что с того? Тоже трудно рожала бы. Ваша для мулов не годится, ей только ослов и приносить, таких же кузнечиков, как сама…
– Фань Сань! – оборвала его рассерженная Люй. – Это и всё, что ли?
– Всё, всё. Что тут еще говорить! – Он поднял сумку, закинул ее на плечо и, снова утратив трезвость, пошатываясь, двинулся к выходу.
Но она схватила его за руку:
– Неужто вот так просто и уйдешь?
– А ты разве не слыхала, почтенная, о чем хозяин Фушэнтана горланит? Скоро уже вся деревня разбежится! Так кто важнее – я или ослица?
– Верно, думаешь, не уважу тебя, почтенный Сань? Будет тебе две бутыли доброго вина и свиная голова. В этой семье я хозяйка.
– Знаю, знаю, – усмехнулся Фань Сань, глянув на Шангуаней – отца и сына. – Таких женщин, чтобы семью кузнеца как клещами держали да с голой спиной молотом махали, во всем Китае не сыщешь, экая силища… – И он как-то странно рассмеялся.
– Не уходи, Сань, мать твою, – хлопнула его по спине Люй. – Как ни крути, две жизни на кону. Племенной – твой сынок, ослица эта сноха тебе, а муленок у нее в животе – внучок твой. Давай уж, расстарайся: выживет – отблагодарю, награжу; не выживет – винить не буду, знать судьба моя такая несчастливая.
– Экая ты молодец: и ослицу, и жеребца в родственники мне определила, – смутился Фань Сань. – Что тут скажешь после этого! Попробую, может вытащу животину с того света.
– Вот это я понимаю, разговор. И не слушай ты, Сань, россказни этого полоумного Сыма! Ну зачем японцы сюда потащатся? К тому же этим ты благие деяния свои приумножаешь, а черти добродетельных стороной обходят.
Фань Сань открыл сумку и вытащил бутылочку с маслянистой жидкостью зеленого цвета.
– Это волшебное снадобье, приготовлено по тайному рецепту и передается в нашей семье из поколения в поколение. Как раз для случаев, когда у скотины роды идут не так. Дадим ей, а уж если и после него не родит, то даже Сунь Укун16 не поможет. Ну-ка, подсоби, господин хороший, – махнул он Шангуань Шоуси.
– Я подсоблю, – сказала Шангуань Люй. – У этого все из рук валится.
– Раскудахталась курица в семье Шангуань, что петух яиц не несет, – проговорил Фань Сань.
– Если хочешь обругать кого, третий братец, так обругай в лицо, не крути, – подал голос Шангуань Фулу.
– Осерчал, что ли? – вскинулся Фань Сань.
– Будет пререкаться, – вмешалась Шангуань Люй. – Говори давай, что делать?
