И не только меня.
Я делаю шаг в сторону Айлин, и в ее глазах вспыхивает знакомый огонек. За окном ночь. В гостиной только приглушенный свет, босая пугливая Айлин и я. Она переоделась в тоненькую сорочку для сна, сверху набросив халат.
Айлин думала, что выйдет только попить.
Но на эту ночь у меня были другие планы.
— Нам есть что обсудить, — смотрю прямо на нее.
— Правда?
— Думаешь, нет? — уточняю недобро.
Я приближаюсь к ней вплотную.
Айлин вздрагивает, крепче вжимается бедрами в столешницу и нервно дергает плечами.
— Что за игра слов, Рамис? И не подходи ко мне…
— …так близко? — заканчиваю за нее.
— Именно. Что ты делаешь?..
— Трогаю тебя. Нельзя?
Я обхватываю ее подбородок и не крепко, но надежно фиксирую. Айлин замирает и перестает дышать. Ностальгия уносит меня в нашу первую ночь. Тогда еще не было дикой мясорубки, которая перемолола нас обоих и выплюнула.
— Нельзя, конечно же.
— А рисковать жизнью нашей дочери, значит, можно? — спрашиваю неласково.
Я сжимаю ее подбородок жестче. Сминаю, подавляю и присваиваю себе все ее внимание. Единолично. Собственнически.
— Пусти меня… немедленно…
— Я задал вопрос. Отвечай.
Айлин дергается. Хочет выпутаться, сбежать.
Она делает рывок, но я блокирую ей выход. Слева закрытая столешница, справа — моя рука, Айлин упирается в нее грудью, извивается и вертится в тесном пространстве между столешницей и мной, но деться по факту ей уже некуда.
— Айли-ин, — перекатываю ее имя на языке, смакуя и теряя терпение. — Перестань извиваться. Делаешь только хуже, девочка.
Она замирает. Резко.
И максимально вжимается в столешницу, лишь бы не чувствовать мою финальную точку кипения. Я крепче сжимаю челюсти, чтобы не наброситься на нее здесь и сейчас.
Чтобы не вспомнить, как хорошо было с ней. Поначалу.
— А теперь отвечай: почему ты не пришла ко мне за помощью?
— Не повышай тон, Селин чутко спит…
— Отвечай, твою… — я прикрываю глаза, делая глубокий вдох. — Просто ответь. Хватит юлить, иначе…
Айлин замахивается, но я перехватываю ее запястье. Я не рассчитываю свою силу, она — вскрикивает и вырывается из силков. Бежит в спальню, но я перехватываю ее у двери и вжимаю в стену.
— Больно!..
— Отвечай! Неужели ты настолько боялась обратиться ко мне, что наплевала на здоровье дочери?! Может, дело не во врачах, а в тебе?
Я обхватываю ладонью ее шею, скольжу выше и сдавливаю щеки, обвожу взглядом ее пухлые губы и возвращаюсь к горящим глазам. Навалившись сверху, фиксирую ее к стене и плевать я хотел, что нижняя часть тела давно потеряла контроль. Плевать, от чего зрачки Айлин резко расширяются, когда она чувствует, что упирается ей в бедро.
— Не надо…
— Надо, Айлин, надо, — цежу ей в губы.
Склонившись ниже, целую ее в скулу и скольжу ниже, задевая краешек губ и ощущая на своих — ее бешеное, горячее дыхание.
— Ты была с ним близка, Айлин? Он трогал тебя?
— Что?.. Ненавижу тебя, Рамис…
— А я хочу. Хочу начать все заново, Айлин.
— Что? Ты говорил, что приехал на месяц!..
— Я передумал.
Она упирается ладонями мне в грудь, но не понимает, что этим делает только хуже. Обхватив ее запястья, отвожу их в сторону, чем вызываю гневный огонь в ее глазах.
— Я все решил, Айлин. Я аннулирую наш развод. Твой Сабуров больше не приблизится к тебе или к моей дочери. Ни к кому из вас. И я хочу, чтобы Селин звала меня папой. Потому что я и есть ее отец.
Айлин полыхает огнем, где ее не тронь. Бурлящая адская смесь. С ней было хорошо, сладко, потом мы оба провалились в ад.
