Босс-недотрога - страница 23
Я продрог до костей, затекли от постоянного сидения спина и ноги, начинают слипаться глаза... Я передумал все мысли, что только могли прийти в мою голову, и все же таинственный художник так пока и не объявился.
Хочется плюнуть на все, вернуться в дом и, забравшись под одеяло, прижаться к теплому боку жены. Мне все-таки завтра на работу...
На этой мысли я, кажется, и засыпаю... И просыпаюсь от тихого «пшшш-пшшш», раздающего прямо над ухом.
Что за черт?
Расправляю затекшие ноги и раздвигаю кусты: там, подсвеченная уличным фонарем, орудует темная фигура в капюшоне. Пшикает баллончиком с краской на мой свежевыкрашенный гараж...
– Убью негодяя! – с этим истошным ором я и выскакиваю из кустов.
Обернутый по плечам плед развивается за спиной, словно рыцарская накидка, зажатая в руке палка для шведской ходьбы представляется настоящим Экскалибуром.
Тощий парнишка издает испуганный вскрик, бросается в сторону и несется к черному остову велосипеда, брошенного у дороги.
Ну нет, так просто ему не уйти... Не для того я весь вечер корячился в кустах, чтобы позволить ему оставить себя в дураках! Дикий прилив энергии так и бурлит в моей крови, азартное желание покарать негодяя заставляет замахнуться своим импровизированным мечом и подсечь бегуна прямо на ходу.
Тот валится на траву, словно подкошенный, – я прыгаю на него сверху.
– Ну что, попался, голубчик! – злорадствую полным восторженного триумфа голосом. – Ты у меня за все ответишь, маленький негодяй. – И стягиваю с его головы капюшон.
Незнакомый паренек таращится на меня далеко не испуганным взглядом – я даже вижу в нем вызов, причин которого совершенно не понимаю.
– И все равно ты козел, – произносит он сиплым от быстрого беда голосом. – Самый козелистый козел на свете!
Подхватываю его за отвороты толстовки и поднимаю на ноги.
– Что я тебе такого сделал, ну, говори?! – приказываю грозным, полным негодования голосом.
И тот сверкает глазами:
– Ты увел мою девушку... козззел. – И с долей отчаяния: – Если бы не ты, Элла была бы моей!
– Элла Вальц? – Злость мгновенно сменяется удивлением, и я волоку парнишку в сторону дома. – А ну-ка давай-ка потолкуем в менее промозглой обстановке. Надеюсь, ты не против?
– Козззел.
– Да я как бы уже понял, хватит твердить одно и то же.
Отпираю дверь и вталкиваю парнишку в теплую прихожую. Как удачно, что Надин уже спит...
– Ботинки снимай, вандаленыш.
– Сами вы к...
– Ну-ка цыц, как со взрослыми разговариваешь! – И я, не сдержавшись, отвешиваю парню смачный подзатыльник.
Он хватается за голову, трет ушибленное место и прожигает меня ненавидящим взглядом. Обувь, однако, снимает... И я подталкиваю его в сторону кухни. Включаю чайник и гляжу на вандаленыша взглядом рассерженного бабуина.
– А вот теперь, горе-художник, рассказывай все по порядку! – обращаюсь к нему не терпящим возражения тоном, и паренек издает серию обиженного сопения, сменяющегося такими словами:
– Я Эллу с самого детства знаю, в одном подъезде много лет жили – мама ее присматривать за мной просила время от времени – а теперь она изменилась... Другой стала. И это все твоя вина, кко – ... вовремя замолкает, отреагировав на мой угрожающий взгляд.
– Что значит, изменилась? – спрашиваю я. – Ты уж по-человечески рассказывай, не темни.
– То и значит, – вскидывается он. – Все эти юбки коротенькие, платья в обтяжку... Нет, ей не то чтобы не идет, – краснеет мой собеседник, – просто теперь это как будто бы и не Элла вовсе.