Теперь Оде придётся следить за тем, чтобы Вышеслава не заметила в Олеге того состояния, какое обычно даже молоденькие девочки замечают в мужчинах в силу заложенного в них дара природы. Оде придётся также следить и за тем, чтобы чувство влюблённости к ней Олега не переросло в нём в жгучую страсть.
Поднявшись в свои теремные покои, Ода взглянула на себя в овальное венецианское зеркало на длинной ручке. Ей придётся хоть чуточку подурнеть, придётся стать более строгой и неприступной, дабы её повзрослевшие пасынки не видели в ней объект вожделения!
Ночью Оде приснилось, что она целуется с Ростиславом где-то в саду среди яблонь, а рядом нетерпеливо роет копытом землю горячий Ростиславов конь. Душа Оды тает от блаженства, её пальцы тонут в густых кудрях Ростислава. На них изливает свои горячие лучи ласковое солнце, и птицы заливаются у них над головой…
Ода спрашивает у Ростислава, кивая ему на коня: «Далече ли собрался, любый мой?»
Ростислав с улыбкой отвечает: «Далече, моя ненаглядная. В Тмутаракань!»
«Побудь хоть пару денёчков со мной, – просит Ода, – муж мой ныне далеко, и сыновья его с ним. Нам никто не помешает!»
«В тереме глаз много, а в Чернигове и того больше», – возражает Ростислав.
«Хочешь, в лес ускачем, – восклицает Ода, прижимаясь к Ростиславу, – там нас никто не увидит!»
«Мы в лес поскачем, а за нами слух потянется», – молвит Ростислав и понемногу отступает от Оды к коню.
Ода чувствует, как выскальзывают пальцы любимого из её вытянутых рук, хочет она побежать за ним и не может сойти с места. Ноги Оды словно окаменели.
Улыбка исчезла с лица Ростислава, и голос его стал тише:
«Прощай, Ода. Видать, не дано нам счастья изведать».
«Возьми меня с собой, Ростислав! – крикнула Ода. – Я согласна с тобой хоть на смерть!»
Не послушал Оду Ростислав, вскочил он на коня и умчался.
Напрасно звала его плачущая Ода.
Толчок пробудил Оду от сна. Она открыла глаза, не сознавая вполне, где находится, в её ушах ещё звучал топот удаляющегося коня.
Над Одой возвышалась полуобнажённая Регелинда с распущенными по плечам волосами и укоризненно качала склонённой набок головой.
– Госпожа, кого это ты звала во сне? – спросила служанка с язвинкой в голосе.
Ода легла на спину и сжала виски ладонями, приводя мысли в порядок.
– Неужели я разбудила тебя, Регелинда? – пробормотала она.
– Нет, госпожа. Я уже встала и расчёсывала волосы, когда услышала, что ты зовёшь кого-то.
– Кого же я звала?
– По-моему, Ростислава… – помедлив, ответила служанка, а в её глазах Оде почудился упрёк.
– Тебе показалось, Регелинда.
– Нет, госпожа.
– Так ты подслушивала под дверью, негодница! – рассердилась Ода. – О Дева Мария, я слишком добра к тебе!
По лицу Регелинды промелькнула тень хмурой улыбки.
– Я подошла к двери, думая, что зовут меня. Я разбудила тебя, госпожа, поскольку не хочу, чтобы о твоей тайной любви прознали другие служанки. Мне думается, неспроста ты и Ростислав ходили осматривать строящуюся церковь на Третьяке в то лето, когда Ростислав гостевал в Чернигове. Вы оба ещё довольно поздно вернулись тогда. Святослава не было в Чернигове. Я помню, госпожа, как блестели твои глаза после той долгой прогулки с Ростиславом…
– Замолчи, Регелинда! – Ода стремительно вскочила с постели, намереваясь ударить служанку, но под её прямым взглядом она вдруг сникла и бессильно опустилась на край кровати, склонив голову. Длинные спутанные после сна волосы закрыли Оде лицо. – Об этом никто не должен знать, Регелинда, – сдавленным голосом произнесла Ода. – Я люблю Ростислава.
