– Спасибо, Каллон.
– My pleasure, граф.
Кретон принёс барашка и поспешно удалился обратно за стойку.
– Отлично, отлично, – предвкушающе потирая руки, проговорил лакедемонянин и пододвинул к себе блюдо. Лишь вдохнув перемешанный с запахом дыма аромат ягнёнка, он оглушительно и смачно чихнул.
– Тра… а-а-а… пчхии!.. пчхи!!
Каллон неудержимо, часто и громко зачихал, вспоминая все выражения, употребляемые крестьянами и пиратами, и не в силах договорить до конца ни одного слова.
– Тра… аа… чхи! Трактирщик, скотина, пчхи… – он с силой сбросил на пол барашка вместе с блюдом. – Я же ска… ааапчхи!.. сказал – никакого… пчх!.. чеснока, дубина!!!
– Мсье, чеснок был т-т-только в приправе… – дрожащим голосом проговорил Кретон, прячась за винную бочку. – Всего-то ползубчика…
– Ползубчика, пчхи!.. Ты французский язык понимаешь, сволочь?!! А-а-а-а-пчхиии!..
Маркиз до конца прочихался лишь через несколько минут.
– Ну и в гадюшнике ты остановился, Аристокл! Ползубчика, твою ж мать, а?! – проорал он в сторону прячущегося хозяина: – Вот я тебе сейчас выбью ползубчика, паскудник! Нет, я тебе, подлецу, полротика выбью!!!
– Это было забавное зрелище, – улыбаясь, сказал де Ла Мор.
– Да уж обхохотаться! Я рад, граф, что вас не оставляет чувство юмора, – д’Аларуа встал. – Я более не останусь и минуты в этом хлеву! – Он кинул на стол пару экю. – Если я с тобой и расплачиваюсь, мерзавец, то… сам не знаю почему. Ты остаёшься, фиванец?
– Ты что-то говорил про подземелье с едой…
– Полтора часа неспешной езды. Ты верхом? Тогда собирай пожитки и – прочь отсюда! – маркиз надел шляпу и пристегнул шпагу. – Трактирщик, следи за дочкой! Из таких скромниц часто вырастают самые отборные… – и он пояснил, кто именно.
Друзья скакали по едва заметной тропинке в шамборском лесу, когда Аристокл почувствовал отдалённое присутствие незнакомого ему неспящего. Обычно в таких случаях невозможно было различить пол, но сейчас фиванец не только понял, что это женщина, но и ощутил к ней странную, смутную симпатию.
– Ты что, уже её чувствуешь? – спросил Каллон – как показалось Аристоклу, несколько обеспокоенно.
– Да, – ответил граф. – А что?
– Ничего, – покачал головой спартанец.
– Что-то не так?
Каллон промолчал, и фиванец не стал настаивать.
Старинный, совсем небольшой, но внушительный замок маркиза Ренара д’Аларуа расположился на поляне, окружённой густой, плохо проходимой стеной деревьев. Перед фасадом был разбит ухоженный прудик.
– На карете к тебе и не доедешь, – заметил Аристокл.
– На то и рассчитано.
– Вазен, Мозен! – крикнул Каллон, молодецки спрыгнув со своего гнедого. – Я дома, и не один!
Вскоре кованые ворота замка заскрипели, и Аристокл увидел совершенно лысого, высокого широкоплечего человека в простой крестьянской одежде. Своими размерами он лишь немного уступал хозяину.
– Это мой преданный слуга Мозен, – сказал д’Аларуа спешившемуся сотоварищу. – Мозен, это граф де Ла Мор, мой давний хороший приятель. Прошу любить и жаловать.
Мозен коротко кивнул, взял под узду лошадей и повёл их в крошечную конюшню, находившуюся позади замка.
– Он от рождения слегка… не в себе. Почти не разговаривает, – говорил Каллон, закрывая за собой ворота. – И его брат Вазен такой же. Они близнецы. Они со мной уже несколько лет. Я их спас от неминуемой гибели, и они преданы мне, как собаки. Слуги, фиванец, почти идеальные. Для нашего образа жизни лучше не найдёшь. Один всюду ездит со мной, другой следит за замком.
