– Что-то маловато их тут, – поднял второй обломок Говоров, – на приличную печь точно не хватит.
– Полагаю всё более или менее целое давно выломали и куда-то вывезли, – со вздохом буркнул в ответ Зацаринный. У наших селян нет большей радости, чем что-нибудь сломать и загадить. Боюсь себе даже представить, что случилось бы с пирамидой Хеопса, окажись она на нашей территории. За полгода не осталось бы и камешка, всё растащили бы по хатам.
– У нас не со зла так получается, – примирительно сказал Воркунов в ответ на столь нелицеприятное заявление, – а от многовековой нищеты. А как говорили в старину – нищий сраму не имёт! Так что будем надеяться на то, что когда народ наш малость разбогатеет, то практически автоматически станет малость добрее, человечнее и опрятнее.
– Слушайте, – вклинился в наш разговор Алексей, – а зачем мы эту баню-то искали? Ну, вроде как нашли её, и дальше что?
– Действительно, – спохватился я, – что мы время на пустые разговоры растрачиваем? Ты сходи к машине, – попросил я Говорова, – принеси мой рюкзачок с прибором, он в багажнике лежит. А вы, братцы, -повернулся я к застывшим в ожидании распоряжений Михаилу и Павлу, – составьте-ка по-быстрому примерный планчик этого замечательного местечка. Вот вам блокнот, компас и карандашик. Я же пройдусь вдоль стока из второго прудика, взгляну на перспективу.
Путешествие моё было непродолжительным. Липовые посадки вскоре закончились, после чего начался хаотический и крайне разнокалиберный березняк. По тощеньким диаметрам древесных стволов было понятно, что им не более чем по 10—20 лет, и значит, посажены они были в последние годы советской власти. Хаотичные заросли оказались невелики по занимаемой площади. Два, три десятка шагов и передо мной словно распахнулось одно из полотен Васнецова. Я стоял лицом к довольно широкой речной долине, ограниченной справа старой, давным-давно разрушенной плотиной. Слева же, за земляными валами, украшенными редкими посадками слабо-зелёных кустиков, виднелись крохотные деревенские домики и стальные столбы линии электропередачи.
Техногенный пейзаж меня не заинтересовал, ведь гораздо интереснее было смотреть вправо. Я представил себе, что плотина ещё не разрушена и всё пространство лежащей ниже долины залито отливающей оливковым отсветом водой. По ней неторопливо скользит двухвёсельная лодочка, в которой офицер в белом мундире катает золотоволосую девушку. Барышня хохочет и прикрывается от брызг небольшим кружевным зонтиком. А на нижней площадке белой лестницы, спускающейся к украшенной розовыми цветами крохотной пристани, стоит слуга с серебряным подносом, накрытым льняной салфеткой. Журчит стекающая по косогору вода, вразнобой щебечут птицы…
Я так глубоко погрузился в созерцание картин давно прошедшей эпохи, что когда рядом внезапно затрещали сучья, испуганно шарахнулся в сторону. Но это был всего лишь Михаил, вылезающий из-за кустов.
– О-о, да здесь, я вижу, солидный овражек раскинулся, – бросил он рассеянный взгляд вниз, – весьма милый видок. А ты что здесь застыл? Опять думаешь?
– Ага, размышляю. План набросали?
– В общем да, изобразили что смогли, уж не обессудь. Пойдём к остаткам бани, Алексей твой магнитометр уже принёс.
Я побрёл за Воркуновым, словно узник, приговоренный к казни на гильотине. Тупо шагал за его широкой округлой спиной и внутренне настраивался на предстоящую работу. Но сколько не напрягал свои кладочувствительные рецепторы, всё никак не мог представить себе, что под полурассыпанным фундаментом что-то могло быть. Мы преодолели небольшой холмик и с его макушки сквозь переплетения липовых сучьев, я увидел наших сызранчан. Они стояли прямо в центре старого фундамента и активно потрошили мой рюкзачок.
