Тем временем в посеревшем к ночи воздухе промелькнула знакомая неоновая вывеска, и наша машина, словно по волшебству, притормозила около парадного входа в гостиницу. Мы чинно пожали друг другу руки и расстались, уговорившись созвониться несколько позже, едва станет известен результат расшифровки магнитограммы. Поэтому, лишь войдя в номер, я слегка ополоснулся с дороги и немедленно уселся за стол, к разрисованным всякими значками бумагам. Михаил же, потоптавшись несколько минут у меня за спиной, буркнул что-то насчёт ужина и исчез за дверью. Я же принялся методично переносить полученные данные измерений из блокнота на лист миллиметровки. И буквально на глазах первобытный хаос сотен цифр превратился в нечто осмысленное и пригодное для анализа. К тому времени, как возвратился Михаил, побрякивая тарелками и вилками, картина подземной обстановки в районе бывшего лесничества несколько прояснилась.
– Смотри, дружище, – призывно помахал я карандашом в воздухе, – какая тут хреновина вырисовывается.
– И что же там? – сгрузил рядом с чертежом свою ношу Воркунов.
– Вот наша верхняя плита, – принялся я объяснять ему диспозицию предстоящих раскопок, – а пробитые Алексеем дырки находятся вот здесь. Смотрел я отсюда сюда и видел нечто напоминающее ступени. Как ты думаешь, при их изготовлении могли использовать металлические детали?
– Запросто! Какие-нибудь откосы, или штыри…
– Для штырей тут металла как-то многовато, – тут же возразил я. Хотя, чёрт его знает, может раньше штыри помассивнее были? Ну да Бог с ними. Но мне непонятно, почему с противоположной стороны в магнитном поле этакая вмятина получилась? Смотри, на сколько здесь значения ниже нормы…
– Выше, ниже, – едва взглянул на мой лист Воркунов, – давай-ка закругляйся скорее. Поедим по-быстрому, да пойдём на вечернюю Сызрань поглядим. Сколько живу, ни разу на Волге не был, а заодно и реку посмотрим, красиво, наверное, в темноте-то?
В чём-то он был прав и, отложив карандаш, я подтянул к себе одну из тарелок. Поесть спокойно так и не удалось. Не успел я отрезать от первой сосиски и пары кусочков, как зазвонил телефон Михаила.
– Пашка тебя просит, – передал он мне трубку.
Зацаринный не стал долго тянуть и незамедлительно поинтересовался ходом моих изысканий. Пришлось сообщить ему, что сильно продвинуться пока не удалось.
– Никакого точечного собрания металлических изделий выявить невозможно, – пояснил я. Кроме всего прочего мы имеет дело как минимум с двумя достаточно увесистыми железками, почему-то расположенными вовне основания беседки.
– И-и-и, что-то ещё? – понизив голос поинтересовался он, чувствуя, по незаконченности фразы, что ситуация не столь однозначна.
– В общем…, да, имеются ещё какие-то сигналы, но они не локализованы в одной точке, а как бы размазаны этакой неопрятной медузой по другую сторону от беседки. Отчего так происходит – непонятно, раньше мне с подобными странностями сталкиваться не приходилось.
– К чему же будем готовиться, а то Лёха беспокоится, не понимает, что потребуется захватить с собой в лес? Может быть, подскажете?
Вопрос был не в бровь, а в глаз. За мелкими хлопотами я совсем забыл о материальной стороне дела. А ведь правильно распределённые материальные ресурсы являются не менее значимой частью поисковой деятельности. Без правильной организации процесса выемки находки нечего и думать о благополучном завершении поисковой экспедиции. Вот почему обычно я чётко разделяю сами поиски и последующие работы по извлечению найденного. Посудите сами. Допустим, вы проводите разведку в каком-нибудь сильно заросшим лесом районе. Там и передвигаться и ориентироваться крайне тяжело. Зачем же вам таскать с собой ещё и кирки с ломами и лопатами? А кроме этих весьма увесистых предметов для землеройных работ требуются вёдра, толстые верёвки, сапоги, а зачастую и лестницы. Мало всего этого, так в завершение раскопок потребуются и определённого рода вместилища для найденного.
