— Когда ближайший концерт? Хочу тебя послушать.
От последнего замечания меня бросает в жар.
За этими словами я чувствую пошлый подтекст, и смотрю на Градского с подозрением.
Влад невозмутим.
Пьет свой кофе как ни в чем не бывало и смотрит на кулон у меня на груди.
Я трогаю подарок Рязанцева пальцами.
Раньше я носила другой. Простой серебряный скрипичный ключ на длинной цепочке. Подарок Градского.
— Я больше не играю, — говорю ему.
— Не играешь? — переспрашивает, будто не расслышал.
— Нет.
Брови Влада сходятся на переносице, глаза впиваются в мое лицо, будто пытаясь разобраться в том, что здесь происходит.
Это не его дело.
Раньше музыка была моей жизнью. Я должна была стать дипломированным музыкантом. Пианисткой. А потом я передумала и бросила учебу.
Ладони потеют. Дыхание учащается. Похоже на одну из панических атак, которые после беременности у меня иногда случаются.
Мой телефон вибрирует, и я опускаю глаза.
— Прости, мама звонит. — Схватив с дивана сумочку, я выскальзываю из-за стола и пробираюсь к выходу, жестом показывая выходящему с веранды Егору, что подожду его на улице.
Озвучка появится через пару дней. Девочки, спасибо за поддержку Арины и Влада, мы же в него верим, да?))))))))
3. Глава 3
— Как называется вот эта часть? — показываю пальцем на нотную линейку. — Повторение?
София вдумчиво изучает лежащие перед ней ноты, склонив над ними кудрявую головку.
— Реприз… — выговаривает она, вместо буквы «р» произнося «л».
— Правильно, — улыбаюсь, потрепав ее по волосам. — А в целом как называется это произведение?
— Менуэт…
Закусив губу, смотрю, как Софа ведет пальчиком по бумаге, изучая написанные там ноты. Мы забрались в кровать после завтрака, не снимая пижам. И дочь вместе с игрушками принесла мои старые нотные листы, которые я отдала ей на растерзание. Я не думала, что музыка может ее заинтересовать. Не слушала классику, пока дочь была у меня в животе, и не играла сама. Ее интерес зародился сам собой, а может, в этом ему помогли мои родители.
— Правильно, — снова улыбаюсь. — А что такое менуэт?
— Это… — она шевелит губками и поднимает на меня ясные глаза. — Танец…
— Да. — Заправляю ей за ухо маленькую кудряшку и целую в макушку.
— А кто это написал?
— Моцарт?
Моцарт.
— Да…
На секунду меня вышвыривает из реальности прямо в бар с неоновой красной подсветкой, где позавчера вечером я лицом к лицу столкнулась со своим прошлым. Наверное, со мной что-то не так, раз мысли опять и опять туда возвращаются. Вернее, к нему. К Владу.
Он изменился, и это не дает мне покоя. Будто внутри меня есть щупальца и они тянутся к этому новому Градскому как к источнику пропитания.
Меня не гложет чувство вины перед Рязанцевым за то, что сбежала от него и нашей близости под выдуманным предлогом, но мне показалось, будто его это разозлило. Я соврала. Сказала, что у Софийки поднялась непонятная температура. Никогда раньше не шутила такими вещами, но мне нужно было побыть одной, и наша совместная с ним дорога за город стала для меня пыткой. Он весь путь молчал. Я не пыталась сгладить ситуацию, для этого в моей голове не было места. Мы никогда не ссоримся, всегда решаем наши проблемы без ссор и криков, но свою новую проблему я никогда не смогу с ним обсудить.
Может быть, если я спрячу голову в песок, моя проблема рассосется сама собой?
Звонок в дверь заставляет меня встать с кровати и пойти открывать.
