«Будем надеяться на всё лучшее…» Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева. 1938–1999 - страница 20

Перевод Сектора, а не отдельных сотрудников, проще и в штатном отношении: Сектор переходит со своими штатами. Можно было бы его пополнить за счет убывших (напр[имер], Еремин).

Милый и дорогой Исаак Ур[иелиевич]! Спасибо за письмо. Зимин1 Вас неправильно информировал. Я в М[оскве] был не неделю, а всего 3 часа – на заседании редкол[легии] «Лит[ературных] пам[ятников]» – проводил ряд заявок и рукописей. Поспел на поезд за 3 м[инуты] до отхода поездаa. Не позвонил и брату. Проездом буду в Москве 28-го, но не буду выходить из ленинградского поезда. Мы будем во что бы то ни стало стремиться открыть Сектор в Москве. Хотите к нам? Мы создадим в Москве такой сектор: Робинсон2, Малышев, Державина3, Пушкарев4, м[ожет] б[ыть], Кузьмина5 и я с Вами (всего 6 или 7 человек). Хотите? Вот бы работа пошла! Организовали бы «Труды Сектора», работу над рукописями, привлекли бы молодежь. Чудесно. Приеду и буду писать статью в «Литер[атурную] газету» о необх[одимости] создания в Москве центра изучения др[евне]-р[усской] литер[атуры]. Помогите продвинуть ее. Привет низкий Ирине Вениаминовне. Ваш Д. Лихачев. 21.I.54

Зин[аида] Алекс[андровна] здесь, и Вам обоим кланяется.

Дорогой Дмитрий Сергеевич,

Во вторник, 2 марта, мне позвонил Владимир Иванович1, сообщил, что он оставил мне верстку статьи2 в Институте, и попросил срочно ее просмотреть, «ничего не прибавив и не изменив». Последнее требование он повторил несколько раз. Он обещал зайти ко мне 3 марта (вчера, в среду), но не зашел и до сих пор не позвонил (пишу Вам ночью), так что я не имел случая с ним объясниться. Если он не придет и не позвонит до завтрашнего утра, то я завтра отошлю Вам это письмо с корректурой.

Кроме корректуры Вы найдете еще в этом пакете мое заявление на имя редакции Ваших «Трудов», из которого Вам станет ясно, почему я не мог выполнить требование В[ладимира] И[вановича] и вынужден был кое-где на корректуре «напачкать». Однако опытным своим глазом Вы убедитесь, что «пачкотня» – самая незначительная и не доставит никаких технических затруднений. Я лично был бы счастлив, если бы все авторы возвращали мне корректуру в таком виде. Если Вы своей властью можете принять всю мою корректуру, то можете мое заявление порвать; я его написал на случай, если Вам самому будет неудобно решать этот вопрос. Я не страдаю ни авторским самолюбием, ни авторской ограниченностью, не дрожу над каждой своей запятой и не цепляюсь за нее. Но сделанные мной исправления являются для меня минимальными, произведены они без всякого «запроса» и отказаться от них не могу.

Написав все это, я даже думаю, что зря так волнуюсь, потому что, право же, корректура в общем получилась «чистая». Пожалуйста, успокойте меня и напишите, как Вы решили: принимаете ли поправки или снимаете статью. В последнем случае пусть Владимир Иванович скажет М. П. Андреевой (в Издательстве), чтобы она не оформляла договора со мной.

Если Вы думаете сколотить московскую группу, то горячо рекомендую Вам Наталию Аполлинарьевну Бакланову3. Она историк, но интересы ее лежат на грани истории и литературоведения (недаром она кандидат филологических наук). Это женщина с большими знаниями, большим вкусом и исключительным трудолюбием; крайне добросовестна. У нас ее дико эксплуатируют. Она выполняет полную норму старшего научного сотрудника, работает с утра до вечера, а получает жалкие гроши по договорам и счетам. Она оформляла первые два тома «Истории Москвы» и «Очерков по истории СССР», и ей мы обязаны тем, что оба эти издания имеют такой привлекательный вид. Подумайте!