Сухарики так сухарики. Чтобы не скучать, включила телевизор. Говорят, погода завтра особо не изменится. Разве что снега будет меньше. Откуда его вообще так много в этом году? В какой-то момент поймала себя на том, что разговариваю с телевизором. Похоже, я привыкла к Габриэлю даже больше, чем считала до этого. Мне не хватает его временами едких, временами смешных комментариев насчёт всего происходящего вокруг. Хлебные кубики быстро превратились в настоящие золотистые сухарики. Ни один не подгорел – моё личное достижение.
Стоило мне достать тарелку, как в дверь настойчиво постучали. Громко. Похоже, миссис Миллиган опять вызывала полицию.
– Сержант Каннингем, мисс Йорат. – устало, но с широкой улыбкой представился полицейский.
– Опять? – единственное, что пришло в голову.
– Когда она уже привыкнет? – пробурчал Энтони, проходя внутрь, и сразу же принюхался. – Что-то готовишь? Я буду!
– Габриэль оставил «Цезарь», но без сухариков. – сообщила я. – Садись. Он, как знал, приготовил на троих.
– Наверное, мёртвые всё знают. – полицейский на минуту заглянул в ванную и расположился за столом. – У тебя всё хорошо? Какая-то ты… грустная.
– Так… – отмахнулась я. – Ноутбук напился йогурта, а сумка потеряла треть себя. – я залила салат на тарелках заправкой и добавила сухарики. – Просто неудачный день. Как у тебя?
– Весь день гонялся за шпаной. Раньше я наивно полагал, что к воровству больше расположены мальчики, но, как показал сегодняшний день, девочки дадут фору любому!
– Жвачка, сладости?
– Косметика и одежда. – выдохнул Каннингем. – Всё, что незаметно помещалось в штанины и под толстовки. – полицейский распробовал творение призрака. – Одна умудрилась распихать по карманам тридцать две помады и семь коробочек с тенями.
– Палетки. – уточнила я.
– Да, наверное. – пробурчал он. – И это всё в узкие джинсы! Я нашёл её только благодаря видеозаписям с камер.
Из коридора снова послышался хрип. Всё тот же, но более низкий. Тони боязливо обернулся, сжав вилку ещё сильнее. В фильмах ужасов после таких звуков обычно выскакивает какое-нибудь чудовище и набрасывается на всех, кто попадётся ему на пути. В данном случае это мы, к сожалению. Энтони побледнел, но всё равно с места старается рассмотреть существо, которое может настолько жутко хрипеть.
– Может, трубы? – верить во что-то иное совсем не хотелось.
– Какие, к дьяволу, трубы? – тихо ругался полицейский, встав из-за стола. – Сиди здесь.
– Сейчас я тут и одна ещё останусь, не дождёшься! – прошипела я, идя следом за ним.
Мы разделились. Я проверила спальню, а Тони пошёл в ванную. В комнате никого нет. Вещи на месте. Взяв зеркало, я проверила помещение ещё раз. У Аделаиды выключен свет. Такая непроглядная темнота, что даже окна не видно. Не понимаю, какой же тёмной должна быть ночь? У меня в ночном свете можно хорошо разглядеть кровать и часть вещей на полке. В коридоре тоже ничего не видно. Света на кухне нет. Только из-под двери ванной комнаты виднеется слабое свечение. Не понимаю. Я прошла на кухню, рассматривая её в зеркало. Даже ни единого намёка даже на самый слабый источник света. Когда нет освещения ни дома, ни на улице всё равно удастся разглядеть хоть что-то, сейчас же – ничего. И в коридоре тоже. Я могу найти дверную ручку. Её будто вовсе там никогда не было. Словно я хожу по какой-нибудь коробке, а не по дому.
Тони закричал, я побежала к нему.
