– Ой, Хельдур, это ты! – обрадовалась лаборантка.
София подумала, что это ее муж, но оказалось, что деверь, брат мужа. Он тоже получил повестку, но, в отличие от брата, скрылся в лесу, а, услышав, что немцы вошли в Тарту, вернулся.
Весь вечер со стороны центра доносились разрывы снарядов, канонада не угасала и с наступлением ночи. Хельдур где-то раздобыл бутылку ликера, они с лаборанткой выпили, но Софии не хотелось. Через некоторое время она почувствовала, что атмосфера стала какой-то странной. Когда она сходила в туалет и вернулась в комнату, ей показалось, что Хельдур и лаборантка целовались, но, увидев ее, быстро отодвинулись друг от друга. Несмотря на гул пушек, Софию стало клонить ко сну, и лаборантка постелила ей в угловой комнате, на узкой кушетке.
– А Хельдур? – спросила София.
– Будет спать в гостиной на полу.
Посреди ночи Софию разбудил дурной сон, она встала и пошла на кухню попить воды. С улицы в дом проникал слабый свет, и благодаря этому, проходя по коридору, она увидела, что в гостиной никого нет, только на столе стоит пустая бутылка. Из-за запертой двери спальни доносились стоны, такие громкие, что даже София смогла их услышать. В первую секунду она испугалась, что с подругой что-то случилось, но потом догадалась. Не будучи фарисейкой, она понимала, что люди, которые любят друг друга, не всегда могут пожениться, но что ее сотрудница делит постель с братом своего мужа, было для нее неприемлемо.
Она вернулась в свою комнату, оделась, взяла саквояж и тихо вышла из дома.
Зарево, стоящее над Эмайыги, освещало темные улицы, в воздухе пахло гарью, со стороны центра доносились взрывы. Бесцельно бредя по городу, София заметила, что напротив больницы Маарья, в аптеке, дверь подвального этажа открыта, и оттуда выглядывает какой-то мужчина.
– Не ходите туда, там опасно! – закричал он, когда София подошла поближе. – Спускайтесь к нам, здесь всем места хватит.
В аптеке собрались жители близлежащих домов, они сидели вдоль стены на полу. На лицах большинства людей, охваченных апатией, казалось, отражалась одна мысль: не зависело от нас ничего при мире, не зависит и при войне. София нашла свободное место, села и положила саквояж на колени. Она устала, очень хотелось спать, но грохот пушек был таким страшным, что уснуть не удавалось.
Утром бой прекратился, стало тихо. Выйдя из подвала, София почувствовала, что сил идти нет. Оглядевшись, она заметила в саду аптеки беседку, легла там на пол и заснула. Она не знала, сколько прошло времени, когда кто-то разбудил ее, тряся за плечо. Это был тот самый человек, который ночью предложил укрыться в аптеке.
– Вы что, с ума сошли! Идите в подвал, в любой момент сюда может попасть снаряд.
Оказалось, что на крыше стоящей рядом водонапорной башни немцы установили орудия, и стрельба идет через голову Софии. Весь день она ютилась в подвале, но когда вечером наконец-то настала тишина, решила поменять дислокацию. Она вспомнила, что недалеко отсюда живет старый знакомый отца Август Септембер, которому Герман когда-то проектировал дом; они еще всей семьей ходили к нему на новоселье, а потом на свадьбу, когда Август, закоренелый холостяк, вдруг женился на девушке, много его моложе, своей секретарше.
Вино давно утратило вкус, но Сталин все равно опустошил очередной стакан, скорчив гримасу отвращения. Убить сознание, раствориться, исчезнуть в пустоте и никогда больше не возродиться – вот чего он сейчас хотел. Мать оказалась права, когда жалела, что сын не стал священником, он годился разве что на роль грязного попа, ничтожного дармоеда, чья единственная обязанность – врать простодушным, врать, врать и врать. С руководством страны он не справился. Поднять пинками смердов из векового сна, погнать их строить электростанции и заводы, создать мощнейшую в мире танковую и воздушную армию, а потом, подобно последнему бездарю, все проиграть, – нет, это был слишком тяжкий удар даже для него, хладнокровного, закаленного этапами и ссылками человека.
