Бурное - страница 14

Солнце докатилось до зенитной точки, от жары расплывались очертания домов, их углы отдалялись, становились призрачными, как в фильме про путешествия во времени.

Ирина отпила из бутылки воду, встала со скамейки и попрощалась с невидимыми бабушками, как затерянный путешественник во времени.

Здесь жили Шмидты, здесь – Петровы. Все уехали, разбрелись по свету, кто куда.

Тополя поредели и как будто стали ниже. А были – высоченные, коридором до края села.

Вот и дом, в котором Ирина родилась и выросла. Как только он показался, она видела только его. Чем ближе, тем сильнее щемило сердце от узнавания. Она встала напротив, на другой стороне улицы, и замерла. Ворота покрасили в зелёный цвет, были голубые. Конёк крыши украшал петушок из дерева, теперь нет его, крыша покрыта черепицей, не шифером, как раньше. Ирина поискала глазами старую вишню, на её ветвях она собирала ягоды и спускала в вёдрах вниз. Не нашла… Яблонь тоже нет, наверное, стали старые, и их вырубили. К горлу подступил комок. Вряд ли было бы легче, останься всё как прежде.

Вдруг калитка приоткрылась, и из неё выглянули круглолицые дети с высокими скулами. Мальчик и девочка. Уставились настороженно на Ирину, зашушукались между собой на казахском.

– Апа, апа, – закричали звонко вглубь двора, – бери кел[4].

Ирина поняла, что они зовут бабушку. И, правда, через несколько минут, в которые дети разглядывали Ирину, в проёме калитки показалась пожилая женщина.

– Здравствуйте, – произнесла Ирина.

– Саламатсиз бе[5], – ответила апа.

– Я жила в этом доме, в девяносто третьем уехала с родителями.

Брови пожилой женщины поползли вверх, подбородок, наоборот, устремился вниз.

– А как звали твоих родителей? – спросила она, справившись с удивлением.

– Пётр и Нина.

– Беккеры, – лицо апы от широкой, золотозубой улыбки, резко покрылось сеточкой морщин. Она распахнула калитку, и не отводя глаз от Ирины сказала, – ты похожа на отца.

Ирина перешагнула во двор. Поёжилась от мурашек, пробежавших по телу.

Крыльцо дома осталось таким же, как она его помнила. С камнями в основании, и толстыми дубовыми досками поверх. Перед отъездом мама села на чемодан на этом крыльце и расплакалась.

Как будто знала, что больше ей не доведётся приехать сюда.

Двор стал меньше, длинная, похожая на сарай постройка выросла на месте виноградника, съев добрую половину двора. От прежнего убранства остались только стены дома и крыльцо.

Из дома вышла молодая женщина.

– Айсулу, конак[6] у нас, внучка Беккеров, радость какая, – широко улыбаясь сказала ей апа, – накрывай дастархан!

И тут же обратилась к Ирине:

– Как зовут тебя?

– Ирина.

– Ирина, дочка Беккеров, слышите, приехала к нам! – громко, как будто соседям, сказала она, и уже тише, с лаской в голосе: – проходи, жаным[7]!

Ирина прошла к крыльцу и остановилась. Апа уже открыла дверь в дом, но Ирина развернулась и медленно села. Прижала ладони к деревянному настилу. Её взгляд устремился в привычном направлении поверх забора и ворот, туда, где пики гор прикрывали снежные шапки. Когда-то она мечтала о путешествиях за эти горы. Сейчас предпочла бы не уезжать отсюда никогда.