– Ему просто нужно дать конфету.
– Конфету?
– Если кто-то грустный, надо ему дать конфету и включить мультики. Мне это всегда помогает.
Она быстро стягивает со стола конфетку, суёт её в карман и убегает к себе в комнату, оставив нас с Кариной обескураженно смотреть ей вслед.
– У тебя очень мудрая дочь. Прислушайся к совету.
– Он растоптал меня, а я ему конфеты потащу? Может, мне ему ещё букет заказать? Он козёл. Ненавижу!
– М-да, печалька… И когда ты собираешься рассказать ему про Лёлю?
– Сбрендила?! – Шиплю на сестру, гневно сверкая глазами. – Я ни за что о ней не расскажу!
– Но он же отец, он имеет право знать.
– Не имеет! Он – не имеет! Лёля только моя. Точка. Когда я давала ему шанс узнать о ней, он отказался меня слушать. Теперь я отказываюсь говорить. Он выбрал холдинг, а не семью.
Карина озадаченно чешет затылок, медленно и громко отхлёбывает чай.
– Да что плохого произойдёт, если он узнает?
– Вот именно! Я понятия не имею, что может произойти. Меня устраивает моя нынешняя жизнь, и я ничего в ней менять не планирую. Куравин непредсказуем. Вдруг в нём взыграют отцовские чувства и он решит своё отсутствие компенсировать гиперприсутствием? Оно мне надо, скажи?
– Нет, но…
– Или, что ещё хуже, Куравин воспримет за личное оскорбление тот факт, что я скрыла от него дочь. Он может провести ДНК-экспертизу и забрать у меня дочь, лишив родительских прав. Поверь мне, у него хватит и денег, и влияния.
– Ты серьёзно думаешь, что у него хватит совести, чтобы такое провернуть?
– У Куравина нет совести, Карина. Поверь мне, я знаю это наверняка.
Карина долго молчит, задумчиво теребя край своей кофты.
– Ну и что ты собираешься делать с этим свалившимся на голову «счастьем»?
Смотрю куда-то сквозь неё, глубоко вгрызаясь в собственные мысли.
– Это война, Карина. Я объявлю ему войну.
И начнётся она уже завтра.
Алиса.
Я собрана, уверенна, настроена на победу.
Как иначе, когда на мне любимое платье: тёмно-синее, строгое, но подчёркивающее каждый изгиб тела. Чувствую себя в нём на все сто!
Настроение на высоте – боевое! Сегодня мне море по колено, и никакой Куравин не испортит этот чудесный день.
Створки лифта разъезжаются в стороны.
Я сразу вижу его.
Максим стоит в конце длинного коридора, сжимая подмышкой стопку документов. Хмурый, как всегда, словно сама вселенная ему в кофе плюнула с утра.
Наши взгляды пересекаются.
Уголок его губ чуть вздрагивает, но это скорей смахивает на конвульсию, нежели улыбку.
Вышагиваю к нему, чувствуя, как его взгляд буквально прикипает к моим бедрам, вырисовывающим в воздухе восьмёрку. И внутри меня взрывается первый фейерверк, знаменующий маленькую победу женщины над мужчиной.
Этап первый – деморализовать противника.
Нас с Куравиным разделяет всего несколько метров сгущённого и наэлектризованного воздуха.
Прокручиваю в голове эффектную реплику, с которой пройду мимо него, обдав облаком ненавязчивого парфюма, как вдруг дорогу мне преграждает Роман.
Откуда только взялся, блин?! Всё торжество момента изгадил.
– Алиса, доброе утро! Выглядишь… Вау!
– Спасибо, Ром, – выглядываю из-за его спины на Куравина, который моментально отворачивается, с преувеличенным интересом разглядывая трещину на стене.
– Слушай, тиражи той книги про хоккеиста отпечатаны.
– Правда? Ну, слава всем богам!
– Ага! Вот, тебе экземплярчик спёр. Держи, поставишь на полку к коллекции.
Роман передаёт мне книгу.
