— Не собирает. Хотя, уверена, что вы именно таким представляли себе мою жизнь. — Ева поднимается из шезлонга, а я понимаю, насколько она сильная, раз улыбка сохраняется на худеньком лице. — Катя, напомни Трофимычу покормить Баламута.
— Хорошо! — Катя вприпрыжку убегает за дом.
Маман подходит к Еве:
— Блудная кошечка решила вновь соблазнить моего сына?
— Старая шалашовка всё ещё пытается что-то решать за него? — усмехается Ева и снимает халат.
Шрамы не в состоянии испортить красоту моей бывшей возлюбленной. Залипаю взглядом на её груди. Ева поглаживает упругие полушария. Сглатывая, смотрю на твёрдые горошины на её груди, и бугор под шортами выдаёт меня с головой. Ева кивает на меня и мурлычет:
— Ночная кукушка дневную перекукует.
— Ты, ты… — мама поворачивается ко мне, и я прикрываю ладонями причинное место. На моём лице самая дебильная из улыбок.
— Это вызов? — вскидывает голову Аманда.
— Это констатация факта, — улыбается Ева одним уголком рта. Походкой от бедра она подходит ко мне и выдыхает: — Хочешь меня?
— Да! — Не знаю, как прикрыть наготу Евы, ведь в любой момент может вернуться Катя.
— Тогда поцелуй! — Ева облизывает губы, и я, забыв обо всём, припадаю к ним. Поцелуй словно отбрасывает меня в далёкое прошлое. Стискиваю Еву в объятиях, прижимаюсь к ней. Пытаюсь собрать себя по кускам, эта женщина — магия, так и не познанная мною до конца. Отпускаю Еву. Перед глазами плывут круги.
— Хочу тебя, пошли в дом, — покрываю поцелуями её лицо и шею.
— А ещё чего? — Ева упирается руками в мою грудь.
Мы остались вдвоём. Маман нигде нет.
— Этот поцелуй… Он… Ненастоящий? — ощущаю себя обманутым.
— Почему же? — Ева убирает мою руку со своей груди. — Губы, титюли — всё а-ля натюрель!
17. Глава 17
Ева
Сногсшибательно! Хорошо сознание не потеряла. В последний момент оттормозилась. Вкус поцелуя Демида задурманил голову почище бутылки шампанского. Тело помнит этого парня и хочет его. А ещё оно болит от моего дефиле по кромке бассейна. Но это того стоило. Иствикская ведьма бежала с позором. Надо признать, годы и пластические хирурги обошлись с ней благосклонно. Даже силикон в грудь качнула.
— Ева, — Демид, красный как болгарский перец, накидывает мне на плечи халат, — Надо обработать твои раны.
— В больнице обрабатывали только по утрам, — отмахиваюсь от него.
Демид хитро улыбается:
— Если ты хочешь, чтобы шрамы остались на теле навсегда, то могу не заморачиваться.
— Шрамы останутся на душе, если ты не поможешь мне в одном деле. — Сердце кровоточит по Цезарю. Пока сидела у бассейна, навела справки в местной ветеринарке. Выяснила, куда увезли тело.
— Любой каприз, Багира, — Демид стоит за спиной и дыханием отправляет стаю мурашек гулять по моему телу. Проходится языком по ключице и шее.
— Отвези меня в центральную ветеринарку. Я хочу попрощаться с Цезарем.
Демид вздыхает:
— Ты нисколько не изменилась. Только кошки стали раз в пятьдесят крупнее.
— Поехали?
— А до завтра не терпит?
— Нет. Протокол вскрытия готов и сегодня моего мальчика сожгут, — слёзы наворачиваются на глазах.
— Пойдём, помогу тебе одеться.
Поворачиваюсь и смотрю в глаза Демиду. Вроде не шутит.
— Пойдём.
В комнате Демид усаживает меня на кровать и открывает мой чемодан:
— Что за средневековые камзолы? Ты музей ограбила?
— Другой чемодан открой, — улыбаюсь я. — В этом костюмы для выступления.
Демид щёлкает замками и перебирает вещи в другом чемодане:
