— Куда?
— Я хочу его лично увидеть.
— Уже поздно, — жалобно попискиваю я раненой мышью. — Мама его уже уложила спать.
— Посмотрю на спящего, — холодно отвечает Адам. — И познакомлюсь с твоей мамой. Это же она была на фотографиях? Или какая-то другая тетка?
8. Глава 7. Я тоже разочарован
Я прошу Адама не быть эгоистом и притормозить. Давлю на то, что мы сейчас оба не с холодным разумом подходим к сложному вопросу о нашем сыне, который не заслуживает неоправданных потрясений в его хрупком возрасте. Он, как отец, должен подумать о последствиях для психики маленького человека.
Я задвигаю ему такую речь, которая бы впечатлила даже самое холодное сердце, но Адам лишь лениво вскидывает бровь. С таким же успехом я могла бы разбить голову о стену.
Забирает фотографию Вани и прячет ее в нагрудный карман пиджака.
— Не убедила, — неожиданно резко хватает меня за предплечье, мягко дергает на себя, вынуждая встать, и вглядывается в глаза.
— Я не хочу, чтобы делал ему больно.
— Я впервые чувствую к тебе дикое раздражение, — тащит меня мимо столов. — И это уже не упрямство, а тупость.
— Я буду кричать, — цежу сквозь зубы.
— Кричи.
И я кричу, когда он решительно перекидывает меня через плечо. Гости оглядываются на нас, перешептываются, и одна пожилая дама за столиком у окна встает и подает голос:
— Охрана!
— Прошу прощения, — выбегает бледный менеджер зала, — это милая девушка перепила. Все в порядке.
— Да я даже капли не выпила! — взвизгиваю я. — Он лжет!
— Во-первых, я однажды прикрыл задницу владельца этого заведения, — шипит Адам. — Я тут для всего персонала всегда особенный гость. Во-вторых, я предупредил менеджера о возможности скандала с моим участием.
— Ненавижу тебя! — я брыкаюсь. — Ты не имеешь права так себя вести.
— А я считаю иначе.
На улице он спускает на ноги, и замахиваюсь, что дать ему пощечину, но он перехватывает мою руку и сжимает запястье. Приближает лицо и рычит:
— Не смей.
Охранники на крыльце молча наблюдают за происходящим и не вмешиваются. И мне становится страшно от своей слабости и никчемности перед Адамом.
— Вдох и выдох, Мила, — чеканит каждое слово. — Иначе я найду способ успокоить твою истерику.
— Кем ты стал… — сипло отзываюсь я.
— Возможно, я всегда таким был, Мила, — вглядывается в глаза. — И я скрывал не только жену, но и себя самого. Да и не было у нас времени, чтобы узнать друг друга. Я лжец, ты истеричка.
Я задыхаюсь в возмущениях. Обидно до слез слышать подобное оскорбление, против которого у меня нет аргументов. Я действительно не могу успокоить в себе истерику, дрожь и страх.
— Вдох и выдох, — повторяет Адам и тянет меня на парковку.
— Я с тобой никуда не поеду!
— Я тебя, в багажник, стерва, упакую.
— Ты пил!
— Пару глотков, Мила, — рычит в ответ.
— Не поеду! — толкаю его в спину, и он резко разворачивается ко мне.
Медведь. Разъяренный медведь, который может порвать меня на клочки.
— Ты не в себе, Адам, — медленно выдыхаю я. — Тебе нельзя за руль. Или ты решил лишить сына матери, врезавшись в столб?
Щурится, сжимает челюсти и молчит. Наверное, он хочет меня ударить. Взгляд у него очень говорящий. Минута, две, и Адам выхватывает телефон, презрительно хмыкнув:
— Никто не отменял такси. Верно?
— Пообещай мне, что не ворвешься к Ване с криками, что папуля вернулся.
Сейчас я в западне. И я понимаю, что не стоит злить Адама, который может на волне ярости разнести мою жизнь в щепки. Я не вижу в его глазах влюбленности, теплоты или хотя бы симпатии. Сейчас я для него враг. Маленький, тупой и истеричный гном, который думает, что может прыгать на злого великана с крошечными кулачками.
