Прайс (голос спокоен, глубок, властен, перекрывая тишину):
– Опусти оружие, Соловьев. Или Данфор. Как удобнее. Мы не Барков. Мы здесь, чтобы вытащить тебя из этой ямы.
Глаза Лисы сузились. Губы искривились в горькой усмешке:
– Вытащить? Или доставить Баркову в клетке? Или своим хозяевам в Лэнгли? Я… сказал… уходите.
Газ (тихо, но отчетливо, голос аналитичный, оценивающий угрозу):
– Капитан… руки дрожат, взгляд затуманился. Состояние критическое
Соуп (тихо усмехнулся):
– Хорошие новости, псих еле живой, чтобы драться. Плохие новости, у психа есть оружие. Это шлет нахер первую новость.
Газ (шикнул) тихо, Соуп.
– Последнее предупреждение, – взгляд Лисы метнулся к Газу, нож качнулся.
Прайс (сделал шаг ВПЕРЕД, между Лисой и Газа/Гоустом. Руки открыты, тело – пружина. Глаза буравили ледяные озера Лисы. Голос твердый, прагматичный):
– Барков объявил тебя предателем. Приказал стереть. Мы видели его людей у твоей квартиры. Мы знаем про Верданск. Про химию. Про то, что ты отказался. Мы здесь, чтобы предложить шанс. Шанс ударить по нему по-настоящему. Шанс спасти других от того, что видел ты. Опусти оружие. Доверься хоть раз.
Лицо Лисы исказилось. Не злость – внезапная, глубокая боль. Глаза щурились, смотря на Прайса с невыносимой усталостью.
– Верданск… —, голос – эхо в пустоте. – Химия…
Рука со стволом дернулась вниз, как отрубленная. Пальцы левой руки разжались в несдерживаемой дрожи. Окровавленный нож упал на бетон с глухим стуком. Эта же рука впилась в виски, ногти вцепились в кожу. Челюсть сжалась до хруста. Сквозь стиснутые зубы вырвался прерывистый шепот:
– Черт… черт… Не сейчас… НЕ СЕЙЧАС!
Дыхание превратилось в хриплые всхлипы. Тело покачивалось. Глаза зажмурены, словно вытирая ужасную картинку. Сквозь зубы, с закрытыми глазами:
– Он отдал приказ… сбросить химикаты… на город… где прятались… террористы… – Он резко размял шею, костяшки пальцев побелели. – Я… я лично отдал приказ о спуске ракет… – Глаза РЕЗКО открылись. Взгляд мутный, отсутствующий, устремленный в прошлое. – Но там… – голос сорвался, стал громче, хриплым от невыплаканных слез и ярости. – Не было там террористов! Гражданские!.. ДЕТИ!.. ТАМ НЕ БЫЛО ГРЕБАННЫХ ТЕРРОРИСТОВ!
На последнем слове тело содрогнулось. Он ОТБРОСИЛ пистолет в сторону, как раскаленный уголь. Оружие шлепнулось в лужу крови. Лиса вторую руку приложил к голове, держась теперь двумя руками, словно она лопнет, чуть сгорбившись – абсолютная капитуляция.
– ЭТО МЫ… БЛЯТЬ… БЫЛИ ТЕРРОРИСТАМИ!
Тишина стала гуще выстрела. Только тяжелое, рваное дыхание Лисы. Отряд 141 замер. Соуп медленно опустил ствол, его взгляд смешался с пониманием и солдатской солидарностью. Газ убрал палец со спуска, его лицо было каменным, но в глазах читался холодный анализ ситуации и глубины травмы. Гоуст недвижим, но ствол смотрел чуть в сторону. Прайс наблюдал, лицо – непроницаемая маска, в глазах – тяжелое знание войны и ее цены.
«Вам нужна информация», – голос Лисы тихий, плоский, опустошенный. Он медленно опустился на колени, руками придерживаясь о пол. – «Хорошо. Все, что знаю… напишу в отчетах». Он произносил это как приговор.
Прайс (сделал осторожный шаг вперед. Голос терял командную властность, становился ГРУбым, но человечным, прагматичным):
– Отчеты потом, Данфор. Сейчас тебе нужен врач. И безопасное место. – Он кинул взгляд на Соупа. – МакТавиш. Посмотри его. Останови кровь. – Глаза вернулись к Лису. – Ты солдат, которому приказали совершить преступление. А потом приказали молчать. Или умереть. Мы воюем с теми, кто отдает такие приказы. Хочешь сломать Баркова? По-настоящему? Не на бумаге? Помоги нам.
