Лиса медленно поднял голову. В глазах – ни надежды, ни веры. Лишь глубокая усталость и тлеющая искра чего-то другого. Он смотрел на Прайса, на окровавленные руки, на тело Чернова. Кивнул, едва заметно.
Соуп (уже рядом, голос профессионально-ровный, действия быстрые, уверенные):
– Держись. Разрежь рукав, Газ, посмотрим на эти царапины. Гоуст, периметр.
Газ (достал тактический нож, подошел, держась на безопасном расстоянии, оценивая надрезы на плече Лисы, голос спокойный, деловой):
– Эй, давай без резких движений. Просто посмотреть. – Он надрезал ткань, обнажая рваные раны. Гоуст растворился в тенях у проема, его силуэт – страж в полумраке.
Тихо, голос Лисы низкий, хриплый, но обретающий жуткую четкость. Он смотрел не на Прайса, а сквозь него:
– Чечня… потом Верданск… – Он медленно повернул ладони, смотрел на засохшую и свежую кровь. – У меня крови… не по локоть, капитан. А целый Байкал. В котором… давно можно было захлебнуться. – Глаза Лиса медленно прикрылись, тело обмякло, начав падать.
«Вот черт» выругался Соуп, схватив пальцами его неповрежденное плечо, а Газ резко подхватил под колени протянув «эй эй, ты куда». Тело Лиса безжизненно повисло, как тряпичная кукла, оставив кровавый след на их униформе
Прайс смотрел на этого израненного, сломленного человека, чья душа утонула в "Байкале" вины. Мужчина задумчиво хмыкнул, закурив сигару
– И это наш драгоценный актив? Надеюсь, Кейт знает, что делает, – мелькнуло в голове у капитана, но вслух озвучивать не стал.
– И вновь наша сводка новостей – прервал неловкую тишину Соуп, крепче обхватывая рыжеволосое тело под руку. – Хорошая, псих отключился.
– Плохая, нам его тащить до вертолета, – парировал Кайл, прижав пальцы одной руки к его шее, проверяя пульс. Вторая продолжала поддерживать под ногами – Адреналин, кровопотеря и истерика. Лишь бы овощем не проснулся. Если кто-то знает молитву наизусть, сейчас самое время.
Прайс (голос командный, без сантиментов):
– Что ж, Сначала – врач. Потом – Барков. И тащите наш ключик аккуратнее. Ласвелл шкуру сдерет, если мы ей принесем не информатора, а мешок с костями. Вперед. Быстро и тихо. Гоуст, веди. Газ, замыкай. Соуп, держи его.
– Принято, сэр. Несем, как принцессу, – фыркнул Соуп, чуть напряженным голосом, когда они с Газом кивнул друг другу, одновременно напряглись, чтобы поднять тело выше.
Газ бросил последний взгляд на кровавую баню, его лицо было непроницаемо, и последовал. Прайс замыкал, взгляд осторожен, но удовлетворен. Миссия выполнена, остальное потом.
Вертолет Ми-8 ревел, как раненый зверь, разрезая промозглую питерскую тьму. Красный аварийный свет лизал лица 141-й, превращая их в маски усталых демонов. Соуп вытирал сажу с лица, ирокез – черный шип на фоне усталости. Газ чистил затвор, движения резкие, будто стирая воспоминания о заводской бане. Гоуст был тенью в углу. Прайс смотрел в запотевшее окно, сигара – холодный уголек в пальцах.
На носилках, пристегнутый ремнями, Лиса метался. Седатив не гасил костер, а раздувал его дымом кошмаров. Лицо – маска мокрого мела, челюсти сжаты до хруста. Взгляд под дрожащими веками бежал куда-то далеко, в страну теней и огня.
ФЛЕШБЕК (ЧЕЧНЯ. ЗИМА. ШКОЛА):
Холод. Ледяной камень в ГРУди. Запах. Дешевый табак, пот, железо крови. Звук. Хриплый стон. Хруст. Образ. Молодой он, Демка, прилип к обшарпанной стене коридора. Из класса – тот стон. Животного. Человека. Ему дурно. Воздух не идет. Мир плывет.
