Небольшое прибрежное селение, в котором я родился, разрослось в порт. Самое прекрасное в нём – трамвайная линия. Многоэтажки рядами – все до единой – вели к берегу, а рельсы сновали между ними, как нарисованные. Небольшие вагончики наполнялись одними и теми же людьми – я знал почти всех, потому что пешком ходил на работу крайне редко, а вагончики в солнечные дни наполнялись особым воздухом. Пожилой кондуктор любил с утра полистать свеженькую газету, каждый раз охая, читая последние новости. Женщина с маленькой девочкой всегда выходили около странного переулка, в котором по вечерам раздавался собачий лай. Парень и девушка, заходившие раньше всех, учились в колледже искусств. Пожилая леди в лиловом пальто ехала нянчить внука…
Учёба моя была быстрой – я проходил практику будучи совсем зелёным. После я работал на побегушках в каком—то социальном центре, из которого уволился, когда мне предложили место поинтересней.
Теперь я работаю в психиатрической больнице. Смейтесь и говорите, что я безумец: я привык. Просто меня слишком задела ситуация с мамой – она ведь слегла от нервов.
Полчаса спустя я вышел из дома и побежал в сторону линии. Часы привередливо тикали на запястье. Солнце радостно било в глаза, купаясь в синем море неба…
Глава I «От любви до ненависти – один шаг»
– Доминик, привет!
– Джо!
Джо – охранник, в прошлом – бандит. В день нашего знакомства он казался мне страшней атомной войны: высокий, грозный любитель наминать бока сначала не то хрюкнул, не то фыркнул:
– Дом, тебя начальство ждёт.
– Опять будут драть за манерность? – я повесил пальто, поправляя бейдж.
– Сто процентов. Слушай, тебе не надоело, что местные подколодные змеи плетут про тебя и под себя?
– Надоело. Но куда мне ещё идти? – я вздохнул.
– Уехать в другой город не пытался? – Джо загудел, поднимая брови.
– У меня здесь семья и друзья. Что мне делать в мегаполисе, вот ты скажи?
– Ты прямо настоящий провинциал, – хихикнул охранник, – простачок. Серьёзно, Доминик, моя жена считает, что ты мог хотя бы моделью стать! Причём, любой.
– Ага, конечно. Нравлюсь ей, что ли? – заржал я.
– Не ей, зато одной рыжей. Приходила давеча: «Ну, скажите же мне, кто это ваш пупсик с серыми глазками!» – Джо изобразил голос кокетливой девушки, корча такую рожу, что я чуть не покатился по плитке. – Вот—вот, а ты не хочешь ехать за большой жизнью.
– Сам—то сидишь!
– Не—е, я скоро еду на континент. Дед мой там помер. Иди давай, Дом, ждут.
Я, уже надеявшийся провести тихий день в компании сонных больных, закатил глаза.
Начальство этой «весёлой» мясорубки меня не любит. Во—первых, я умудряюсь помочь даже тем, кто безнадёжен до косточек. Во—вторых, я часто участвую в судебных процессах, накликая на боссов горы бумажной работы. В—третьих, меня знает в городе каждый дурак, и, в случае чего, ищут именно меня, а не нашего главврача с практически нулевыми навыками работы и его эго, раздутым до размера взорвавшейся звезды Бетельгейзе. Из—за этого все благодарности адресуются мне. Алкоголь я всегда отдавал Джо и другим врачам, конфеты – медсёстрам. Шоколадные плитки я обычно оставлял себе или угощал детей, которые либо лечились, либо увязывались за родителями. Поэтому молочный шоколад, особенно, с орешками, стал превращаться почти в оргазмическое удовольствие. Достаточно одного кусочка, чтоб Доминик Кейн на миг выпал из реальности.
