Can’t Stop Won’t Stop: история хип-хоп-поколения - страница 11

Позже подтягиваются и остальные: дети в школьной форме размахивают ранцами; молодые матери в джинсовых юбках приходят с малышами на руках; официантки и рабочие, сдав смену, стремятся в объятья танца. Слесари в возрасте и седовласые пожилые женщины раскачиваются под музыку. Перед башней из огромных динамиков, из которых музыка раздается так громко, что закладывает уши, восседает Бобо Ашанти[24] в тюрбане и с непроницаемой ухмылкой на лице. Его пальцы соединяются, образуя знак Троицы.

Как показывает история Ямайки, в подобных событиях может таиться нечто гораздо большее, чем просто музыка. В танце возникают или терпят крах политические карьеры, создается или распадается общество. Пусть политические партии и контролировали рабочие места и территории, решали, кому быть богатым, а кому – бедным, но здесь их власть была ограничена. Это пространство народа, автономная зона под контролем музыкантов, убежище коллективной памяти.

Сегодня вечером звукооператоры в своих шатрах, замыкающих кольцо из динамиков, выпивают и ставят музыку. Это ребята из Candle Sound System, они отвечают за местный звук и, пока на сцену не вышли звезды дэнсхолла XXI века, крутят классические треки. Старая песня Боба Марли Chances Are вызывает гул одобрения и крики: «Вот это хит!» Балладе уже тридцать лет, и под нее не потанцуешь. Но это больше чем просто песня. Это сладкое эхо первых лет после обретения независимости, времени, когда Марли еще не был мировой звездой, но уже был голосом молодой нации, полной надежд и гордости. Кажется, что здесь каждый, вне зависимости от возраста, знает песню наизусть. Они поют: «Хоть дни мои и наполнены тоской, / Я с надеждой смотрю в будущее»[25].

Диджей из Candle перемещает толпу во времени и ставит трек Денниса Брауна. Снова раздается одобрительный рев, на сей раз сопровождаемый звуками клаксонов. В ночном небе над темным морем зажигаются сотни огоньков зажигалок. Когда Браун поет первые строчки: «Знаешь ли ты, что нужно для революции?[26]» – молодежь выпускает огненные струи из аэрозольных баллончиков. На заре нового века они воссоздают древний библейский образ: фиолетовый закат разрезают всполохи пламени, огненные языки лижут ночное небо, как было предсказано и предначертано историей.

У блюза был штат Миссисипи, у джаза – Новый Орлеан. У хип-хопа есть Ямайка. Пионер хип-хопа диджей Кул Герк провел раннее детство в том же дворе на Секонд-стрит, что и Боб Марли. «Они говорили, что из Тренч-тауна никогда не выйдет ничего хорошего, – говорит Герк. – Что ж, из Тренч-тауна вышел хип-хоп!»

Регги, как часто говорят, старший родственник рэпа. Однако их история основана не только на музыке. В 1970-е годы поколение рутс, к которому относился и Марли, стало первым поколением, вошедшим во взрослую жизнь после обретения независимости от Великобритании в 1962 году. Оно столкнулось с кризисом национальной идентичности ямайцев, глобальной реструктуризацией экономики, имперскими замашками со стороны правительства и ростом уличного насилия. Увидев, что политика перестала приносить плоды, поколение рутс вложило силы в культуру, распространив ее далеко за пределы Ямайки. Они познакомили страны третьего мира с глобальной поп-культурой. Их история стала прологом к эпохе поколения хип-хопа – его скрытой даб-стороной. «Кто-то – лист, а кто-то – ветка, – пел Боб Марли. – Ну а я – корни»