Can’t Stop Won’t Stop: история хип-хоп-поколения - страница 13

Благодаря музыканту по имени Каунт Осси растафарианцы познакомились со стилем бурру. Это искусство, пришедшее из Африки рабовладельческих времен, дожило до наших дней и добралось до гетто Кингстона уже после отмены рабства. В основе бурру – игра на трех барабанах: большом басовом, барабане поменьше – фунде и самом маленьком, отбивающем ритм, – акетте. Лучший барабанщик берет в руки акетте, звуки которого, по словам исследовательницы Верены Рекфорд, наполняются красками, темпераментом и настроениями протеста и сопротивления [1]. Позже диджеи (на Ямайке так называли рэперов), чьи голоса эхом разносятся поверх регги-инструменталов, станут имитировать звучание акетте.

Каунт Осси дал растафарианцам средство для выражения их идей. Таким образом, от одних трущоб к другим, игра на барабанах распространилась по всему Кингстону. Осси принимал в убежище на холме Уарейка многих влиятельных ямайских музыкантов, игравших ска, рокстеди и регги. Во многом благодаря его усилиям ямайские музыканты стали смешивать популярный ритм-н-блюз Нового Орлеана с элементами народной музыки менто, танцевальными и музыкальными традициями Джанкану[31], кумина[32] и культов Возрождения Сиона[33], создавая, таким образом, новое звучание.

В то время как идеи растафарианства – поначалу завуалированно, затем всё более явно – проникали в популярную музыку, власти стремились представить растафарианцев последователями эксцентричного культа. Многие цветные ямайцы, работающие в поте лица, разделяли это мнение. Кул Герк вспоминает: в Кингстоне, когда он был ребенком, его учили, что любой, кто носит дреды, – негодяй. С 1966 года растафарианцы постепенно перестают быть маргинальной частью общества и становятся его подавляющим большинством. Двадцать первого апреля Хайле Селассие прилетел на Ямайку, где его приветствовала толпа из более чем ста тысяч последователей. Когда самолет приземлился, шедший до этого дождь прекратился – всеми это было воспринято как знак.

«Я помню, как смотрел это по телевизору, – вспоминает Кул Герк. – Люди набивались в автобусы и грузовики, ехали на велосипедах, на чем только могли добирались до аэропорта ради человека, в котором они видели бога. Именно тогда Ямайка узнала о появлении могущественной силы.

Когда приземлился самолет, они выбежали на взлетную полосу, – продолжает он. – Хайле Селассие вышел, посмотрел на людей, затем вернулся обратно в самолет и заплакал. Он и не подозревал, что его так любят». Растафарианцы были полны энтузиазма, а их ряды пополнялись новыми последователями.

Однако три месяца спустя в истории случился еще один крутой поворот. Министр общественного развития и благосостояния Сиага нуждался в новой политической базе. Лидер ЛПЯ, бывший музыкальный продюсер и покровитель искусств, оказался амбициозным человеком с опасными связями. На одном из митингов он утихомирил особо буйных, сказав собравшимся: «Они думают, что такие крутые, а я могу привести сюда толпы из Западного Кингстона. И мы наведем здесь порядок в любое время и любым способом: на огонь мы ответим огнем, а на кровь – кровью» [2].

Сиага нацелился на гетто Бэк-о-Уолл на западе Кингстона, в трущобах которого жили последователи Бобо Ашанти и члены двух других растафарианских общин. В этих районах голосовали за оппозиционных социал-демократов из Народной национальной партии (ННП), и Сиага хотел их зачистить. Утром двенадцатого июля вооруженная полиция распылила в воздухе слезоточивый газ и разогнала жителей гетто при помощи дубинок и ружей. Вслед за полицией прибыли бульдозеры, сровнявшие лачуги с землей. «Когда первая часть бараков была разрушена, – писал Леонард Барретт, – откуда-то появился огонь, испепеливший все остальные, прямо на глазах у пожарных» [3].