Репортер (кивнув глазами на цепочку с шестиконечной звездой на груди Хаймалки): Нужно ли иметь мужество, чтоб носить этот еврейский символ?
Хаймалка: Да, нужно. Сегодня почти все университеты Запада захлестнула ненависть к евреям. А сами студенты-евреи, как во времена фашистов, боятся показать, что они евреи, боятся заступиться за себя. Руди Джулиани как-то сказал: «Быть евреем и быть другом евреев, значит быть мужественным.». И я горжусь, что у евреев есть такие друзья и что судьба мне подарила самый огромный подарок: возможность быть евреянкой. – Хаймалка безлично скользнула по лицам Джульетты и Абаса.
Репортер: Я вижу, что участники стекаются в зал. Спасибо за беседу. Надеюсь, мы продолжим наш разговор. Удачи!..
Конференция проходила деловито и страстно: молодость планеты жаждала, чтоб «взрослые» отстранились от всех дел и дали новоявленным королям возможность решать, что есть ценность, а что и нет.
И все время в воздухе витало некое… ожидание.
И вот сбылось: к микрофону подошел студент-израильтянин. И снова, еще секунду назад любвеобильный зал в мгновение превратился в закипевшую злобную массу. В зале поднялся шум, посыпались насмешки, нервные выкрики. Израильтянину не давали говорить, захлопывали.
Отец Хаймалки, сидевший в президиуме, вдруг резко поднявшись, гневно посмотрел на затравленного израильтянина и с пафосом швырнул ему:
– А ты хотел бы, чтобы тебя выбросили из твоего дома?!
Поднялась новая волна злобных выкриков, а кто-то ринулся на сцену стаскивать израильтянина с трибуны.
Через какое-то время появились неторопливо вышагивавшие полицейские, самозванцев успокоили, но взбунтовавшийся зал все еще кипел от ненависти, и чем больше эта масса осознавала, что ее внутренняя жажда расправы сейчас не выполнима, тем больше она распалялась.
Тогда, неожиданно для всех, по ступенькам на сцену вбежал Хадис. Подойдя к потерявшемуся совсем у микрофона студенту-израильтянину, дружески похлопал его по плечу, поднял ладонь.
Отчего-то: то ли шокированный и не ожидавший такого исхода, а вернее противодействия к себе, озверевший зал затих.
– Меня зовут Хадис Харан, – в наступившей тишине отчетливо прозвучал его голос. – Я журналист. Я – араб. Я такой же, как вы любите говорить, гражданин Вселенной. Я хотел бы понять боль любого человека земли. Но больше всего я хотел бы понять боль еврейских матерей, чьи дети разорваны изуверами-террористами.
В зале стал подниматься шум.
– Я не еврей, но мне противна эта зверино-исступленная ненависть всего мира к одному маленькому народу.
Шум в зале перерос в выкрики и угрозы:
– Долой!
– Продажная шкура!
– Убрать его!
Председательствующий подошел к Хадису, отвел от него микрофон.
– Я внесен в списки выступающих! Вы не имеете права срывать мое выступление! – Хадис повернул микрофон к себе, но на сцену уже поднялись полицейские. Увидев, как за их спинами засветился глаз кинокамеры, Хадис оставил трибуну и пошел на камеру:
– Конфликт между израильтянами и арабами сводят к вопросу о земле. Но мусульманский мир занимает территории в тысячи раз превышающие территорию крохотного Израиля! Вдумайтесь – в тысячи раз! Это вопрос земли?! Нет. Это вопрос ненависти! А этот, надуманный, «палестинский народ», которого никогда в истории не существовало – новое оружие, которое, так называемая «мировая общественность», придумала для уничтожения Израиля.
