- Я раб почтенного Залилума, да подарят ему боги сверх назначенного судьбой ещё пятьдесят лет жизни, – смиренно ответил пастух, сгибая свою худую спину.
- Ты сириец, но тебе известны законы нашей страны, – продолжал лысый с жезлом, угрожающе глядя на Сима. – Согласно законам мудрейшего и справедливейшего среди всех правителей царя Хаммурапи, да сохранится имя его в веках, человек, который имеет на себе долг перед своим господином, должен отдать за серебро свою жену, своего сына или свою дочь. Или же отдать их в долговую кабалу, чтобы они служили в доме своего хозяина три года.
Посланник Залилума обратил свой взор на притихших в углу хижины маленькую женщину и девочку:
- Кого из них я могу увести с собой?
Сим ничего не ответил.
Тогда человек с судейским жезлом подошёл к Баштум и велел ей подняться. Быстрым, но цепким взглядом он окинул жалкое одеяние женщины и через прореху в рубахе заметил волдыри солнечных ожогов и нарывы от укусов финиковых ос.
- Ты стара и слаба – от тебя никакого проку. Умрёшь в кабале – и Залилум потеряет всё, что дал вам взаймы и уже не возместит себе ущерб за скот, – скривился вершитель правосудия. И, повернувшись к девочке, вынес свой приговор: – Она пойдёт со мной!
Баштум словно по сердцу ножом резанули.
Она сорвалась с места, повалилась перед лысым на колени и, цепляясь за его одежду, запричитала:
- Помилуй дитя! Возьми меня за неё! Любую работу сделаю, всё стерплю! Только оставь девочку дома, именем Мардука заклинаю!
- Прочь! – крикнул посланник Залилума и толкнул маленькую женщину так, что она упала навзничь и ударилась головой о земляной пол.
А в следующее мгновение он завизжал от внезапной боли – его кисти коснулась пылающая огнём ветка; в воздухе запахло горелой плотью.
Из-за собственных воплей человек с жезлом не услышал, как пастух воскликнул в испуге: «Ану-син!» Только это и спасло храбрую девочку, заступившуюся за мать, от немедленного наказания.
Когда взгляд посланника Залилума прояснился, он увидел стоявшего перед ним сирийца с догоравшей веткой тамариска в руках. Маленькая женщина, всё так же стоя на коленях, прижимала к себе девочку и смотрела на лысого широко раскрытыми глазами, в которых застыло выражение ужаса.
- Как ты посмел, раб?! – взревел, придя в себя, яйцеголовый и замахнулся на Сима жезлом. – Ты оскорбил меня, сына свободного человека, ты поднял руку на вольного гражданина Аккада! За это ты будешь жестоко наказан, клянусь Мардуком!
На зов посланника Залилума в хижину вбежали вооружённые мечами стражники и, связав Симу руки, увели его с собой.
- А за тобой я ещё вернусь, – процедил сквозь зубы лысый, глядя на Ану-син злобным взглядом, и, круто развернувшись, покинул хижину пастуха.
- Что теперь будет с отцом? – спросила Ану-син, когда они с матерью остались одни.
- В лучшем случае ему отрежут ухо, а в худшем... – Баштум не договорила и, выпустив девочку из своих объятий, бессильно свесила руки.
- Он взял мою вину на себя, – сказала Ану-син и нахмурилась.
- Он хотел защитить тебя. – Маленькая женщина вздохнула.
- Отец не должен страдать из-за меня, – проговорила Ану-син решительно, но так тихо, что Баштум не услышала её слов.
Когда пламя в очаге погасло, и Баштум уснула, укрывшись с головой, девочка выскользнула из хижины. Стараясь оставаться незамеченной, она пробралась в ту часть селения, где ей ещё не приходилось бывать: за высоким забором прятался дом самого богатого землевладельца общины.
